Клады и кладоискатели

Минька, постоянно вертелся в главном зале. Со временем он натренировался мгновенно реагировать на характерный звон упавших монет. Зрение его резко обострялось, и он видел одновременно все монеты, катящиеся по полу в разных направлениях. При этом он боковым зрением ухитрялся контролировать, куда направлены взгляды хозяина денег и других посетителей.

Как бы случайно поставив веник на монету, откатившуюся к стене, Минька бросался помогать растеряхе, собирать остальные. Собрав несколько монет в руки, он протягивал их постояльцу со словами:

— Вот, дяденька, ещё твои денежки, — при этом одна монетка могла «случайно» упасть в рукав Минькиной рубашки и остаться там. Подержав на виду какое-то мгновение пустые руки, чтобы все видели, что денег в них не осталось, Минька, как бы продолжая поиск отходил к стене, где опускал руку вниз. Монетка из рукава прыгала в ладошку, оттуда — в какую-нибудь щель в стене. После, когда все успокоятся и забудут об этом, можно будет перепрятать монеты в свой тайник.

Ещё одним доходным местом для Миньки было крыльцо корчмы. Как-то раз, подметая мусор возле крыльца, он заметил мелькнувшую «чешуйку». Такая мелкая серебряная монетка овальной формы стоила дороже более крупных медных монет, таких, как полушка и деньга. В этом Минька уже разбирался. Он присел на корточки и веткой стал перебирать кучу наметённого мусора. В результате он разбогател ещё на три «чешуйки» и один польский грош, на котором был изображён король с толстыми щеками.

Увлекательному процессу помешал Игнат Акимыч, появившийся на крыльце. Он рявкнул на Миньку, чтобы тот не копался, как курица в мусоре, а делом занимался.

С тех пор Минька уделял крыльцу особое внимание, проверяя его по утрам. Именно здесь часто спотыкались и даже падали пьяные посетители корчмы. Здесь пересчитывали деньги, занимали и отдавали друг другу мелкие долги. Монеты иногда падали, закатывались в многочисленные щели. Не ломать же крыльцо в таких случаях!

Сбоку на крыльце Минька нашёл шатающуюся доску, оторвал её и приставил на место. Периодически отодвигал её и забирался под крыльцо. Постепенно он очистил от мусора всё пространство внизу, и каждую новую монетку долго искать не приходилось.

Минька понимал, что если его поймают на кражах монет, то, как минимум — выпорют. Но, куда деваться, ради мамки приходилось рисковать.

За всё время Миньку пороли два раза. И оба раза, с его точки зрения, несправедливо.

В первый раз — когда вечером недосчитались одного гуся из стада, что Минька пас на лугу. Он и отвлёкся то один раз, когда на дороге возле луга остановилось на короткий привал какое-то воинское подразделение. Солдаты разделились на небольшие группы, загорелись костры, и запахло готовящейся едой.

Минька подошёл поближе к одной из групп возле костра, с интересом разглядывая оружие и форму, в то же время, контролируя пасущихся гусей. Его подозвали к костру, приняли приветливо, посоветовали пришить лямку к штанам через плечо и даже подарили большую красивую пуговицу. Правда, не солдатскую, а подобранную ими где-то на дороге. На пуговице был изображён конь с рогом на лбу, птица, похожая на лебедя и ещё какие-то мелкие детали.

Когда Минька пригнал гусей, одного не хватило, за что его и выпороли. Как же он мог их пересчитать, если считать он мог до десяти, а гусей было несколько раз по десять.

Вечером, когда выпоротый Минька лежал на животе и всхлипывал, Афанасий ему объяснил, что когда его угощали кашей у одного костра, у другого варили его гуся.

Минька не верил, что такие дружелюбные и весёлые солдаты могли оказаться такими вероломными. Он склонялся к тому, что гусь сам отбился от стада, заблудился, и в лесу его волки съели.

Второй раз Миньку выпороли опять же ни за что.

Он вытирал стол в главном зале. В этот момент на противоположный от него конец стола запрыгнул наглый рыжий кот Масик и нацелился на остатки каши с кусочками мяса в чашке, недоеденные пьяным посетителем. Минька вообще-то сам хотел доесть кашу и делиться с котом не собирался. Он крикнул: «Брысь, скотина!» и замахнулся тряпкой. Кот грозно зашипел, выгнул спину и сделал шаг к чашке. Минька швырнул в него тряпку. Масик отпрыгнул, зацепил боком стоявший на краю стола кувшин, испугался и рыжей молнией метнулся к открытой двери. Кувшин упал сначала на лавку возле стола, затем на пол. И даже не разбился. Только кусок горлышка откололся, и трещина появилась сверху донизу.

Как Минька ни доказывал, что виноват не он, а Масик, выпороли всё-таки его, а не кота.

— От кота и то пользы больше, чем от тебя, — спокойно объяснял Игнат Акимыч, снимая с гвоздя сыромятный ремень, — он мышей ловит, а ты — нет. Одни убытки от тебя. Такой кувшин больше копейки стоит.

Минька хотел было сказать, что может заплатить за кувшин, но вовремя прикусил язык. Объясняй потом, откуда деньги. Скорее, ещё раз выпорют. Пришлось помалкивать, глотая слёзы обиды.

Правда, выброшенный кувшин Минька подобрал и приспособил под свой тайник. Теперь все найденные монетки он складывал в кувшин, заткнув сверху комком сухого моха. Подходящее место для тайника он обнаружил случайно, собирая малину. Небольшая поляна в малиннике возле пня на краю оврага идеально подходила для этой цели. И недалеко от корчмы, и в то же время, никто лишний раз в колючий кустарник не полезет.