— Много, — сказала Аза, — у меня столько нет. Вот, если ты будешь помогать, можем насобирать нужную сумму. Глядишь, и выкупим твою мамку со временем.
Минька конечно согласился помогать. Цыганка ходила в город побираться и гадать и брала его с собой. Он должен был своим видом вызывать у людей жалость, плакать и просить у «мамы» кушать так, чтобы люди слышали. Это было не сложно, так как утром его специально не кормили. Сердобольные женщины часто вместо денег совали Миньке в руки кусочки хлеба или пирога, и тот сразу же толкал их в рот, с опаской косясь на «мамку». Та злобно шипела, когда люди отходили, но поделать ничего не могла.
Миньке часто рисовали на лице какую-нибудь болячку или туго приматывали к телу одну руку, чтобы он выглядел калекой.
Он постоянно пытался высмотреть в толпе прохожих свою мамку, но её нигде не было. Может, она и в самом деле попала в тюрьму? По словам опытных цыган, тюрьма — это такой подвал с маленьким окошком под самым потолком, в котором сидят арестанты и бегают крысы. Минька не любил крыс и очень переживал за мамку.
Вечером в таборе Азу и Миньку частенько избивал муж Азы Михась за то, что они мало зарабатывают, а также за то, что Аза не может родить ему ребёнка. Михась был огромного роста, весь заросший чёрными кудрявыми волосами, с золотой серьгой в ухе, постоянно пьяный и постоянно злой.
Минька однажды подслушал, как Аза жаловалась другой цыганке:
— Как же я могу родить, если он меня бьёт ногами в живот?
Сам Михась никогда не работал, по крайней мере, Минька ни разу не видел. Каждый вечер он пил вино и пел под гитару надрывные песни по-цыгански.
Два лета и две зимы Минька провёл в таборе. По началу он часто спрашивал у Азы, много ли они денег заработали. Та всегда отвечала, что ещё очень мало. Потом перестал, когда Михась на очередной вопрос стеганул его кнутом и сказал, что б не приставал, мол, сами скажут, когда хватит.
Постепенно Аза научила Миньку срезать кошельки у пьяных прохожих. Она подходила к выбранной жертве и хватала за руку, предлагая погадать. Минька, держась за «мамкину» юбку «единственной» рукой, вплотную подступал к мужику. На мгновение отпускал юбку, действуя двумя руками, он маленьким и острым ножиком срезал кошелёк с чужого пояса и прятал его за пазуху. Прохожий, как правило, отбивался от цыганки, отталкивал её вместе с «цыганёнком». Аза, убедившись боковым зрением, что дело сделано, быстро удалялась и терялась в толпе.
Иногда кошельки попадались довольно-таки увесистые. В такие дни Михась их не бил, наоборот, нахваливал. Миньку даже могли угостить сладким пирогом. С каждым разом воровское мастерство у Миньки росло, его движения стали уверенными и отточенными.
Но однажды всё пошло наперекосяк. Аза заметила вышедшего из трактира мужика с большим животом, одетого по-купечески и метнулась к нему. Минька зорким глазом отметил сразу три кошелька, подвешенных к поясу.
Купец спокойно смотрел на Азу, схватившую его руку, и пьяно улыбался в бороду:
— Ну, что ты, черномазая, можешь мне сказать, чего я сам не знаю?
Он даже и не думал её отталкивать. Аза что-то начала лопотать про дальнюю дорогу, держа двумя руками его раскрытую ладонь. Минька поступил вплотную и потянулся к кошельку.
Неожиданно купец свободной рукой ловко схватил Минькину ручонку с ножиком и заорал:
— Попались, жулики!
Второй рукой он схватил Азу за волосы. Та мгновенно ногтями обеих рук вцепилась ему в лицо, раздирая до крови щёки, нос, угрожая глазам.
Купец сразу отпустил Миньку, но не Азу. Пытаясь одной рукой отбиться от её ногтей, он заревел могучим басом на всю площадь:
— Воры! Держи воров!
ebooksa