Тайна портрета неизвестной дамы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мы шли по другой дороге, — сказал он, — оазис уже совсем близко, за той горой, но вдруг возникло ощущение чьей-то беды, оно было так реально, что я развернул караван.

— Где я сбился с пути? — спросил Гаральд. — Мы все время шли по руслу, которое оказывалось левее, так мне сказали, где я ошибся?

Это был первый вопрос, который задал он караванщику, когда смог говорить.

— Дорога, по которой нужно идти, была перегорожена камнями, — ответил тот, — вот вы и свернули на путь, который не ведет никуда, если бы вы пошли по нужной дороге, то давно бы уже достигли колодца.

— Кто же проделал такую шутку с нами?

— Кто знает? Шайтан, он часто путает следы в пустыне, немало путников погубил он, только опыт и мудрость помогают избежать его ловушек, вы, наверное, впервые преодолеваете этот путь? Куда шли вы, бедные странники?

— Мы идем в Кесарию.

— Тогда нам по пути, — ответил караванщик, — но ваших лошадей придется оставить тут, они уже не смогут идти.

— Нет, нет! — воскликнул Жак. — Мы не может оставить их!

Он бросился на шею лошади, обнял ее, из его глаз впервые потекли слезы.

— Мы подумаем, что можно сделать для ваших бедных животных. Но тогда нам придется задержаться здесь пока лошади не смогут идти, если нашему лекарю удастся спасти их.

Когда и люди, и лошади немного восстановили силы, караван двинулся в путь, и через два дневных перехода они достигли оазиса. Так с караваном и с помощью Аллаха путники добрались до Кесарии.

Инквизитор

Отец Филат сидел в своем кабинете и ждал Гийома, Гийом опаздывал. Обстановка в кабинете инквизитора была скромной, выдержанной в темных тонах, ничего лишнего, простой дубовый письменный стол да бронзовый подсвечник на нем, приспущенные шторы придавали кабинету особо мрачный и зловещий вид. С той поры, как пламя аутодафе охватило Розалину, инквизитор ни разу не спускался в розарий, где каждый цветок напоминал ему прекрасное юное создание, так безжалостно отправленное им на костер. Садовнику он также запретил ухаживать за розами, и некогда прекрасный розарий увял и зачах.

Но и это не помогло инквизитору избавиться от постоянно его преследующего образа девушки в красном платье с розой, приколотой на груди. Прошло уже более года, как дух ее оправился к небесам, но видение не оставляло его, оно не блекло со временем, а становилось все ярче, все навязчивее. С ним случилось самое страшное, что, казалось, никогда, ни при каких обстоятельствах, случиться с ним не сможет, в душе инквизитора поселилось сомнение в праведности своего служения, в том, ради чего он отрекся от мира страстей и посвятил всего себя служению Богу. Но нужно ли было Богу его служение?

Он молился, молился страстно, отчаянно, до полного изнеможения, но вместо образа Христа, являвшегося к нему ранее во время молитвы, он постоянно видел образ несчастного, загубленного им, отправленного на мучительную смерть прекрасного юного создания; образ Розалины, преследовавший его, не могла отогнать даже молитва. Временами ему стало казаться, что он сходит с ума.

Он не посещал более аутодафе, он не мог видеть страданий тех, кого приговаривал к самой страшной и мучительной казни. В каждой жертве ему мерещилась Розалина, которая молча, без крика и стона приняла свою смерть. Он не мог понять, откуда взялось столько силы и мужества у этого хрупкого, нежного, невинного существа?

И еще одно обстоятельство не давало ему покоя, в его жизни появилось еще одно существо — это его сын, его и этой несчастной, оскорбленной им девушки. Воспитывали его монахини монастыря святой Корнелии, отец Филат регулярно навещал младенца, он хотел воспитать его, как истинного католика, и, возможно, сын займет его место, примет из его рук должность инквизитора. Знали ли сестры, чей сын находится под покровительством инквизитора? Если и знали, или догадывались, то никогда об этом никому не скажут, одно нечаянно пророненное слово может привести любую из них на костер. Когда сын подрастет и не будет более нуждаться в женском внимании, его отдадут в мужской монастырь, и тайна навсегда останется тайной.

Наконец явился Гийом, он был спокоен, уверен в себе, и держал себя даже несколько развязано, тамплиеры, накопив немалое состояние ростовщичеством, вообразили, что именно они правят миром, ведь сам король числился у Гийома в должниках. Но инквизитор знал, что миром правят не короли, о той тайной власти, присутствие которой он всегда ощущал, он не знал практически ничего, он получал лишь неясные знаки, знамения, идеи, но в чьих головах эти идеи рождались, ему, облеченному немалой властью, было неведомо.

— Последнее время ты не отличаешься точностью, Гийом, — строго произнес инквизитор.