— Так… так! — рассмеялся Назаров. — Касьянов ходил в моем подчинении, он ниже меня по званию, по должности, и потом…
— Ну и что? — невозмутимо продолжал Аннамет. — Вон Кейли — полковник, а эмир бухарский — генерал, хозяин Афганистана — король. И все они слушаются Кейли как своего господина, подарки ему царские несут, задобрить хотят. Я уж не говорю про нашего Джунаид-хана или Ибрагим-бека. Они хоть и пыжатся, но тоже английскому полковнику в глазки заглядывают. А перед Лоуренсом на задних лапках стоят…
— Я снова повторяю тебе слова Касьянова, что не надо путать божий дар с яичницей, — Чары Назаров вытирал кулаком повлажневшие от смеха глаза. — А служу я своему народу, Родине, большевистской партии. Русские же наши друзья, братья, освободившие нас от оков царизма, от баев… Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что русские берут с нас плату за эту дружбу, дружбу, скрепленную кровью. Ты знаешь, кто я? Я — сын тедженского бедняка Назара Гедая, прозванного Нищим. Его убили в шестнадцатом году солдаты белого царя. Тоже русские, кстати. А Советская власть, покончившая с царем, доверила мне высокий пост, сделала красным командиром. А сколько таких, как я, в республике! Таких, что управляют ее делами… Вот и посуди, пораскинь мозгами…
И Аннамет невольно вспомнил Кабул, английский особняк в тихом переулке, караван с награбленным добром, который он с Эшши-ханом привез в дар Кейли. Как сейчас, видел волосатые, трясущиеся от жадности руки эмиссара, принимавшего от ханского сына хорджун с золотом и драгоценными украшениями. Это была и плата Кейли за благосклонность, его «дружбу», и плата за оружие, из которого басмачи убивали своих же, туркмен.
А Чары Назаров в те минуты думал о темном, забитом Аннамете, еще смотревшем на жизнь глазами джунаидовского слуги, привыкшего жить по волчьим законам — право за сильным, право за власть имущим. И сколько еще таких, как Аннамет, которым предстоит раскрыть глаза на Советскую власть. А для этого их надо учить грамоте, ибо неграмотный человек, как говорил Ленин, стоит вне политики.
Вскоре Аннамет и Байрамгуль стали ходить на курсы ликбеза, и конгурцы со временем привыкли к ним: больше уже никто и никогда не обижал супругов, не напоминал им об их басмаческом прошлом.
…Перед утренней зарей Аннамета разбудил какой-то толчок. Он приподнял голову — было еще рано, Байрамгуль посапывала под одеялом. Где-то заскребло, и тут же раздался стук, легкое покашливание. Аннамет бросился к окну, откуда можно было разглядеть того, кто подошел к мазанке.
Восток уже прорезался узкой бледной полосой зари, а над горами, окутанными голубоватым холодным воздухом, дотлевали последние предутренние звезды. За окном тишина, но Аннамет чувствовал, что там кто-то застыл настороже — и видать, недобрый, иначе зачем ему прижиматься к двери, чтобы в окно не разглядели?
— Кто там? — Голос у Аннамета от волнения сорвался, и он пожалел, что в прошлый раз отказался от револьвера, предложенного Чары Назаровым. Обшарил глазами стены, углы, словно ища оружие.
— Открой, — раздался за дверью хриплый шепот человека, произнесшего знакомый по прошлому пароль. — Открой, Аннамет, я ранен. Мне помощь нужна.
«О аллах, эшшиханский пароль, — подумал Аннамет. — И голос вроде знакомый…» Проснулась жена. И пока она приводила себя в порядок, он быстро свернул одеяла, лежавшие на кошме, прицепил к поясу большой нож в чехле, отворил дверь и увидел Нуры Курреева. От острого взгляда Аннамета не ускользнуло, что у нежданного гостя пузырился на груди халат — оружие за пазухой.
— Давно ли неустрашимый Аннамет таким трусливым стал? — ехидно заговорил Курреев. — Иль совесть нечиста?
— Если бы знал, что здоров, не открыл бы, — неприветливо ответил Аннамет. — Да разжалобил, что ранен…
— А пароль Эшши-хана для тебя уже ничто? Вижу, прав Эшши-хан, что жалостливость тебя погубила… Давай поговорим, и я уйду с миром, — опомнился Курреев, понимая, что таким тоном ничего у Аннамета не добьется. Нуры знал, что тот посвящен во многие тайны Эшши-хана, всей джунаидовской семьи. Поэтому Каракурт, чувствуя запах поживы, на свой страх и риск отважился прийти в Конгур, чтобы потрясти бывшего главу контрразведки, выведать у него то, что не удалось узнать у самого ханского сынка. А ведь и Кейли мог потом о чем-то проболтаться… Такая информация у Мадера в особой цене. Конечно, Каракурт не сомневался, что ГПУ успело потрясти Аннамета, и его сведения, естественно, вызовут у Мадера немало подозрительных вопросов. Но пока Курреев мало задумывался над этим: главное — разговорить безносого, а немцу что-нибудь придумать можно.
Каракурту от откровенности Аннамета выгода двойная: Мадер заплатит, а с Эшши-хана он уже успел получить. Ханскому сыну хотелось поскорее отправить на тот свет своего бывшего контрразведчика. И за измену, и за то, что был последним живым свидетелем расправы над нукером Вольмамедом. Эшши-хан щедро уплатил за голову Аннамета — пятьдесят золотых червонцев. «Если еще и его безносую красавицу прикончишь, — посулил Эшши-хан, — заплачу еще столько же». Каракурт за такие деньги мог вырезать и половину своего родного аула.
— Нам не о чем говорить! — отрезал Аннамет. — И если кто еще вздумает прийти ко мне, передай — дороги таким, как ты, сюда заказаны…
— А ты заговорил, как комиссарчик! Забыл отцовские обычаи, даже сесть не предложишь…
— Ты не с миром пришел.
— Ты ответишь на мои вопросы?
— Что тебе надо?
ebooksa