Диета для камикадзе

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ничего.

Когда официант отошел от стола, я спросила:

– Есть что-то новенькое?

– Да так, кое-что несущественное. А что у вас? Чем порадуете? Нашелся ли ваш коллега?

– Вы сейчас о Юрии Егорове? Нет, не нашелся.

– Я так и думал. А зря. Странно, что никто не хочет его вразумить. Скрываться глупо и бессмысленно.

– Да? – Я была другого мнения, но спорить по известной причине не стала. И, стараясь выглядеть честной, посмотрела в глаза собеседнику. – Я несколько раз к нему звонила – не отвечает. И все же новости есть, – вздохнула я. Скрывать то, что я была у Альбины, вдовы Пискунова, а так же у сестры Андрея Петровича, не имело смысла. Скорей всего, Лидия еще в субботу приехала в город, чтобы забрать тело брата и начать подготовку к похоронам. А Альбина должна была показать следователю письмо Андрея Петровича, если, конечно, не передумала. В любом случае надо сказать Антону Леонидовичу о письмах. – Я тут кое-какое расследование провела. В общем, неоднозначная личность вырисовывается. Психически неуравновешенный тип – этот Боженко Андрей Петрович.

– Это я знаю, – бесстрастно сообщил Антон Леонидович. – Я беседовал с врачом из санатория. Боженко несколько раз записывался к психотерапевту. Толком ничего о себе не рассказывал, но доктор смог составить о пациенте свое мнение. У него действительно были нелады с психикой. Повлияли контузия и стрессы, которые постоянно его преследовали. Короче, все к одному.

– Да?

Слова Антона Леонидович приободрили меня, и я подумала: «А если матушка Матрена не ошиблась и правильно поняла письмо? Вдруг Андрей Петрович, в самом деле, покончил с собой? Только бы Антон Леонидович в это поверил! Было бы здорово, если бы удалось доказать, что Андрей Петрович свел счеты с жизнью, пребывая в состоянии депрессии».

– Да, вот что еще, – я набрала полную грудь воздуха и выложила все, что мне удалось по крупицам собрать за три дня. – Сегодня в «Три самурая» приезжала матушка Матрена. Письмо показала, которое она получила уже после смерти Андрея Петровича. Намеками и полунамеками он дает понять, что уходит из жизни добровольно. Значит, Юра не убийца. Более того, Андрей Петрович к ней звонил перед смертью. Значит, телефон был в рабочем состоянии. А вот куда сим-ка делась, я не знаю. Плохо только, что матушка Матрена не сразу поняла, что он с ней прощается. Может, получи она это письмо раньше, то смогла бы отговорить Андрея Петровича от опрометчивого шага.

Меня словно прорвало. Я говорила и говорила, боясь только одного, что Антон Леонидович меня перебьет или поднимет на смех, не дав выговориться до конца. Но он молчал, удивленно изогнув брови.

– Не верите, что это самоубийство? Письмо аналогичного содержания получила по почте вдова Пискунова. Она вроде бы собиралась к вам прийти. Не пришла?

– Пришла, – кивнул он, – только меня не застала. Мы с ней разминулись. Я к ней обязательно съезжу. А с матушкой Матреной можно как-то связаться? – спросил он, заинтересовавшись информацией.

– Да, она оставила мне телефон. Записывайте, – я продиктовал номер телефона матушки, который предусмотрительно взяла, когда была в Красногоровке.

Антон Леонидович резко поднялся в тот момент, когда Артем начал выставлять на стол чайник, сахарницу и керамические стаканчики, из которых в Японии обычно пьют чай.

– Мне пора. Еще увидимся, – скороговоркой произнес следователь.

– Вы уходите? А чай? – опешила я.

Мы толком даже не поговорили. Вернее, он из меня выжал всё – я же осталась на бобах.

– Чай? Уже некогда.