Диета для камикадзе

22
18
20
22
24
26
28
30

«К сожалению, «даже если мне это будет стоить жизни» – всего лишь словесный оборот. Это все равно, что сказать: «Я разобьюсь о стену». Такое письмо вряд ли поможет Юре», – расстроилась я.

– Он напрямую говорит, что готов пострадать ради справедливости. Непонятно только, о какой справедливости идет речь, – сникла моя собеседница, задумавшись.

– Вот-вот. При чем здесь Юра? Допустим, Андрей Петрович сам выбросился из окна. Но зачем он так подставил Юру? Что тот такого ужасного совершил?

– Вот, и Андрей тоже пишет: «пусть все будет по закону», – зацепилась за мои слова матушка Матрена. – Парню грозит тюрьма, а это значит, что речь все же идет о самоубийстве.

– Не знаю. Не вижу мотива, – развела я руками.

– Чего?

– Мотива, – повторила я. – Когда кому-то выгодна чья-то смерть – это называется мотивом. Встречаются, конечно, маньяки, которые начинают убивать, как только в голове что-то переклинит. По сути, это больные люди. Но Андрей Петрович не похож на психического больного, А что он вам говорил накануне своей смерти? Припомните, пожалуйста, все дословно.

– Припоминать нечего, – растерялась матушка Матрена. – Я как раз в церкви убиралась. Хотела скорее закончить и домой пойти, а тут он позвонил. Голос тихий, почти не разобрать. Говорили мы минуту, не больше. Спросил, как я живу, здоровья пожелал. Я в свою очередь поинтересовалась, куда он пропал. Отец Арсений на дела какие-то ссылался, а потом резко стал прощаться, обещал перезвонить. И, правда, перезвонил, говорил очень тихо и как-то странно. Я даже не узнала бы, кто звонит, если бы на телефоне не высветилось его имя.

– А в чем странность?

– Ну хотя бы в последней фразе: «Хоть вы меня не судите. Маюсь я здесь. Простите, меня там ждут».

– Ждут? – переспросила я. – А сказать можете, в какое время состоялся разговор?

– Первый звонок был часов в девять, а второй в половине десятого.

«В это же время к нему пришел Юра. Ой, как плохо, – расстроилась я. – Показания матушки Марфы могут свидетельствовать только против Юры».

– А он не сказал, кто его ждет?

– Он сделал ударение на слове «там».

– «Там» – это где? В палате, в больничном холле?

– «Там» – это на том свете. Я только вчера это поняла, когда письмо получила. А ждут его, наверное, близкие, потому что на белом свете у него никого нет. Жены нет, детей нет. Был друг, да и тот умер. Кстати, Аля тоже вчера от отца Арсения получила письмо и денежный перевод для Ванечки. Получается, он и с ней попрощался.

– Альбина вам письмо читала? Может, там больше конкретики? Так и сказано: мол, ухожу по такой-то причине.

– Да нет, практически слово в слово. Альбина вообще мало что из письма поняла. Это я ей втолковала, а она со мной согласилась. И вот что еще, – матушка Матрена потупила взгляд. Говорить ей об этом не хотелось, да, видимо, надо было. – Аля мне рассказала, что отец Арсений и мой племянник работали в группе диверсантов. И им приходилось убивать мирное население. Чтобы не быть пойманными, они обставляли всё под несчастные случаи, иногда под самоубийства. Это я к тому, что опыт у Андрея Петровича был и, по всей видимости, большой. Меня признание племянницы очень огорчило. Мой племянник – убийца. Друг – а с отцом Арсением мы дружили – тоже убийца. Меня утешает лишь то, что они солдаты, а солдаты подчиняются приказам. Убийство мирного населения не их грех, а военного руководства. А что касается смерти Андрея Петровича, то скажу одно: самоубийство – такое же убийство и такой же грех, как и убийство невинного. И этот грех нельзя списать на кого-то другого. Бог всевидящий! Увы, Андрей Петрович это так и не понял, – вздохнула матушка Матрена.

– Значит, Альбина теперь знает, что Андрей Петрович ушел из жизни сам?