– Андрей Петрович Боженко или отец Арсений. Называй, как хочешь.
Я уже мало что понимала. Как Андрей Петрович мог подставить Юру, если его самого выбросили из окна? Что за бред?! Может, стоит сделать поблажку на возраст моей собеседницы?
– Матушка Матрена…
– Я думаю, он сам выбросился из окна, – ответила она, прочитав вопрос в моих глазах. – Самоубийство – страшный грех. Как мог пойти на этот шаг священник, не понимаю. Прошения ему перед Господом Богом нет. Хотя, вряд ли Андрей Петрович верил, что после смерти его ждут вечные муки. Хотел он принять Бога в душе, но не смог или не успел, поэтому и не понимал, какие двери перед ним после смерти раскроются. В прошлую нашу встречу я не стала тебе говорить о том, что Андрей Петрович звонил мне. Сама подумай, я тебя в первый раз видела, поэтому боялась подставить человека. Да и вообще странный разговор у нас с ним получился. Я тогда не поняла его. Думала, что он выпил лишку. А он, оказывается, каялся, прощение просил, прощался, да все как-то намеками, загадками. А когда письмо от него пришло, все прояснилось. Жить ему расхотелось. Незачем и не для кого. – Она ненадолго замолчала. Сделала маленький глоточек из чашки и продолжила: – Понимаю, трудно жить, когда ты один на белом свете. Но разве это причина, чтобы вот так уйти из жизни? Если ты родился, живи! На все воля Божья. В общем, зла я была на Андрея Петровича. Священники так не поступают, даже бывшие. После твоего визита, буквально на следующий день, позвонила вдова моего племянника. Ты, оказывается, у нее тоже была.
– Я? Вы о вдове Пискунова Аркадия Петровича? Получается, Альбина и ее сын Ваня – ваши родственники?
– Да. У Михаила, моего мужа, был племянник, он пошел по его стопам, но, к сожалению, умер слишком рано. В жизни Аркадия было много общего с жизнью Андрея: гарнизон, война, ранения. От старых ран он и умер. Последние месяцы совсем ему худо было, но жизнь свою он по своей прихоти не обрывал! Все, что положено, испил до дна. Так вот, Аля сказала, что Андрей Петрович паспорт Аркадия взял. Это ты имела в виду, когда говорила, что он живет под чужим именем?
– Да.
– Вот я и подумала, если ты так за того парня борешься, то должна знать о письме, – сказала она и замолчала, как будто все, о чем хотела мне сказать, уже сказала. Потом взяла в руки ватрушку, осмотрела ее со всех сторон, откусила кусочек и похвалила: – Вкусно. Хорошая выпечка. Молодцы! Дорого, поди?
– Нет, цены у нас нормальные. Кушайте на здоровье. Я еще закажу. Матушка Матрена, я понимаю, что письмо адресовано вам, но вы дадите мне его прочесть?
– А? Ну да, – она открыла свой ридикюль и извлекла из него конверт. – Вот оно. Только читай здесь. Это память.
Я с трепетом взяла конверт. Сразу насторожило, что он совсем плоский, а я надеялась найти в нем подробное жизнеописание на нескольких страницах.
В конверте лежал сложенный вдвое листочек – всего-то несколько строчек крупным размашистым почерком.
– «Здравствуйте, дорогая матушка Матрена, мой единственный друг и ангел хранитель, – прочитала я вслух. Матушка Матрена слушала меня и молча покачивала головой. – Простите, что не давал о себе знать. Занят был. Искал, нашел. Добрые люди мне подсказали. Теперь я на распутье. Не хватает мне Вас, Вашего мудрого совета. Часто вспоминаю наши долгие беседы о человеческой сути, о том, что людям свойственно ошибаться, что всякий достоин прощения. Вы говорили: если кто-то и должен судить нас, то только Бог. Мне трудно с этим согласиться. Жить не дает чувство несправедливости. За что? Почему? Как можно? Увы, сегодня многим сходят с рук их преступления. Простить и мне? Но есть то, что трудно и невозможно простить. И что тогда? Пусть этот «человек» продолжает топтать землю? Нет! Я тоже грешен, но за все свои грехи заплатил сполна. Каждый должен ответить за свой проступок – он тоже! Но я не хочу крови – пусть все будет по закону. Я приведу этого негодяя в суд, даже если это будет стоить мне жизни. Не знаю, прав ли. Простите и помолитесь за меня, матушка Матрена. Андрей Петрович Боженко, Ваш друг и ученик».
Закончив читать, я посмотрела на штемпель. Письмо было отправлено двадцатого числа, в тот день, когда Андрей Петрович попал под колеса Юркиного автомобиля.
– Что кажите? – спросила меня матушка Матрена.
– Странное письмо, – вздохнула я. – Это его почерк?
Матрена пожала плечами:
– А чей еще?
– А где тут написано, что он решил покончить с собой?
– Ну как же! «Даже, если мне это будет стоить жизни», – процитировала матушка Матрена.
ebooksa