Диета для камикадзе

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не совсем так. В его смерти обвиняют нашего сотрудника. Вроде бы он его выбросил из окна больничной палаты. Но я не верю в это.

– И хочешь найти настоящего убийцу?

– Да, – кивнула я.

– И для этого тебе нужна информация об отце Арсении? – догадалась Матрена. – Ну что ж, слушай. Он приехал к нам на сороковой день после смерти отца Михаила. Я сама ездила в центр, хлопотала, чтобы нам настоятеля прислали. Приехал отец Арсений. Не похож он был на священника. Не пришло его время служить Богу. Душа у него была израненная, измученная и не отболевшая. Нельзя с такой душой к людям выходить. Как можно чужую боль принять, если от своей боли дышать трудно? Вот и взяла я его под свою опеку.

– А что с ним такое произошло? – осторожно спросила я, опасаясь, как бы Матрену не спугнуло мое любопытство. А я на нее очень рассчитывала. Матушка могла знать, почему Аркадий Петрович так засекретил свое прошлое. Возможно, оно было не таким уж честным и правильным? К сожалению, о покойниках принято говорить исключительно хорошо. Интересно, Матрена тоже будет следовать этому принципу? – Кем он до служения в церкви занимался, знаете?

– Я же говорила: воевал он, – вздохнула матушка Матрена. – Сначала служил в советской армии. Дослужился до капитана. Был Афганистан. Два ранения – два ордена. Ушел на пенсию. Тут и началось: на то надо, на это. Пошел по контракту в Чечню. А там похуже, чем в Афганистане. Свои своих же режут. Как голову не потерять, когда каждый день перед глазами море крови, вокруг предательство и обман? Многие из этих мест возвращались душевнобольными.

Аркадий Петрович не показался мне сумасшедшим. Напротив, складывалось такое ощущение, что он водит меня за нос, разыгрывает передо мной спектакль с сюжетом понятным только ему.

– Кто-то спился, а кто-то пошел в бандиты, потому как только ружье в руках и мог держать, – с горечью в голосе продолжила Матрена. – Отец Арсений выбрал правильный путь – он пришел к Богу. Но…

– Что «но»?

– Слишком рано. Ему бы подождать немного, переварить, переосмыслить, понять, что Бог не дает испытаний, которых нельзя вынести. Даже если речь идет о смерти близких тебе людей.

– Когда ты выбираешь военную профессию, то уже подписываешься на то, что тебе придется видеть и кровь, и смерть. Не все ведь военные идут в попы после выхода на пенсию. Это, скорее, исключение, чем правило. У тех, кто идет на войну, нервы должны быть крепче стали.

– А душа, какая должна быть? Железобетонная? – спросила матушка Матрена, сканируя меня цепким взглядом. Что-то ей в моих словах не понравилось. – Что с глазами делать? Закрыть? Ни на что не реагировать? Если так рассуждать, то мы скатимся до волчьей стаи.

– Матушка Матрена, вы же сами призываете к смирению. Говорите, что надо принимать все как есть, – я набралась смелости возразить ей. – Что я не так сказала?

– Да все верно ты сказала, – в который раз вздохнула она. – Это Арсений убеждал меня в обратном. Тяжело ему было простить боль, которую ему люди причинили. Так случилось, что когда он прибыл в Красногоровку, ему и помочь было некому. Один, без семьи, без друзей и знакомых. Мы быстро подружились. Я очень тяжело переживала уход мужа. Отец Арсений страдал от одиночества.

– Так уж от одиночества? Разве он жил в пустыне?

– Имеешь в виду прихожан?

– Да, в церкви всегда люди.

– Кто? Полоумная Прасковья Ивановна? Прости, Господи! Или Лидка, которая третьего ребенка в роддоме оставила? Как оставит, так и бьет полдня поклоны. Нет, дорогая моя, чтобы в церковь люди пошли, надо перед ними душу раскрыть. А у отца Арсения душа была на замке.

– Отец Арсений приехал в Красногоровку без семьи? Я слышала, что настоятелем прихода должен быть женатый священник.

– Соглашусь. Должен быть батюшка и должна быть матушка. Так принято. И, наверное, отца Арсения сюда бы не прислали, если бы была другая кандидатура. Но что делать, если никто к нам ехать не хочет. Бедный приход. Взять с нас нечего, – усмехнулась матушка Матрена. – Кто остался? Одни пенсионеры. Молодежь в большие города укатила. Народа нет – нет и денег. А тут появляется человек, который хочет служить. Ну вдовец, ну и что?