Двор, в который мы зашли, напоминал мне о месте, которое я действительно мог называть домом несколько месяцев назад, только сил разобраться, он это или нет, мне пока не хватало. Что же, раньше я с большей уверенностью видел сны. Я мог сразу понять, сплю я или нет, обратив внимание, например, на освещение или же на свои руки, а теперь имел некоторые трудности. Лекарства, которые я принимаю, сильно влияют на сны. Они делают их ярче, или же наоборот, делают слишком серыми, ненасыщенными. Мы с котом встали под одно из деревьев, прячась от дождя, который становился все сильнее. Густые листья хоть и не сильно спасали нас, но все же чуточку укрывали от заставшего недруга. Мне было в какой-то степени все равно, потому что я не чувствовал, что мокну. Да и заболеть я не мог. А вот коту было действительно неприятно.
— Ты мне нравишься, парень, — продолжил кот, оборачиваясь в мою ветровку, которую я ему одолжил.
— Нравлюсь, потому что дал тебе во что укутаться?
После смешка тот покачал головой.
— Нет, не в этом смысле. Нравишься, в смысле, что мы же тут всех насквозь видим.
— Так?
— Так вот я и говорю, что ты не самый дурацкий человек, которого я встречал. Вот только глупый. Яна правильно делала, что называла тебя глупым все это время.
— Яна…
Тихонько повторил я названное котом имя, отдаваясь воспоминаниям и опираясь спиной на дерево позади нас.
— Да потерпи ты. Чуть-чуть ещё.
Кот улыбнулся и посмотрел мне в глаза, наклоняя голову. Так по-доброму её наклоняя, что мне сразу захотелось поверить в его следующие слова.
— Мне кажется, что скоро тебя вытащат. Я не должен этого говорить, но я сразу узнал тебя, парень. Ты меня не узнал, конечно, но это неважно.
Погода вновь стала солнечной. Я сидел на травке, а на коленях у меня была моя ветровка, в которой, все так же укутанный, сидел кот. Да, это был бульвар Новаторов. То самое место, в котором я жил с ребятами. Под окнами вижу знакомую шерсть и знакомую морду, а из окна четвертого этажа выглядываю я, издавая это глупое: «Кс-кс-кс». Я невольно рассмеялся, поглаживая кота и глядя на самого себя, который сбрасывал ему кусочки порезанных сосисок. А потом я вдруг иду себе с учебы, с рюкзаком. В руках у меня ряженка, а под окнами все так же ходит кот, который провожает меня взглядом. Мне ничто не помешает открыть крышку, налить туда ряженки и оставить крышку где-то на поребрике, предварительно подозвав кота.
— Вытащат, — повторил кот, — вот только не знаю, будешь ли ты рад этому. Огромный груз ответственности свалится на тебя, но это не тебе решать. В конце концов, ты же знаешь, что если бы Яна или Саша умерли, ты бы их наверняка увидел.
Я кивнул. Это чуточку успокоило меня.
— Я к чему все это рассказываю, — стал заканчивать кот, выбираясь с моих коленок и спускаясь на травку, — в каком бы дерьме этот чертов мир ни погряз, парень, продолжай делать хорошие дела. Ему и так уже очень нехорошо.
Кот почти ушел, позволяя мне закурить сигарету, продолжая смотреть на то, как я делюсь ряженкой с ним же, но только ещё живым, однако развернулся
— Возвращайся «домой», как у тебя будет возможность. Коты поддержат любое твое решение, если ты скажешь, что говорил с Пушком. Вслух.
— Грядет что-то страшное?
— Ага. Но ты повеселись там, если сможешь.