— Слушай, — бросил я куда-то вверх, обращаясь к хозяину, — я позаимствую это у тебя? Обещаю, что буду заботиться о нем.
Если молчание Вайта я расценивал как «нет», то молчание хозяина я воспринял как «да».
Дальше на дне коробки я не нашел ничего интересного, кроме металлической расчески, которую тоже решил забрать себе, потому что она мне очень понравилась. И вот настало время для последней коробки, и, как бы глупо это ни выглядело, там все же были гирлянды.
Я тут же схватился за одну из них и побежал к розетке, чтобы узнать, что она нерабочая. И другая оказалась нерабочей. И в коридоре, и даже в кухне.
— Эй, да какого хрена?
Я вставил в розетку зарядник для смартфона, но и он не заряжал. Теперь понятно, здесь просто нет электричества. Хорошо, что хоть без шорохов всяких. Окна вроде закрыты, и ведь правда, стукнет ставнем, и тут же самостоятельно построишь кирпичный завод. Потом же в комнату вернулся практически на ощупь. Я и не заметил, как на улице окончательно стемнело, и лишь одинокий фонарь, стоявший на улице, хоть как-то освещал мою комнату. Усевшись на кровать, я обнаружил резкий спад температуры. Отопления, как выяснилось позже, не было так же, как и электричества. И тут случилось самое неожиданное для меня событие. У меня заурчало в животе, и я осознал, что проголодался. Так же, на ощупь, только уже более напряженно, я дошел до кухни, где на столе нашел не еду, а несколько вещей в виде свечи, пепельницы, самокруток и спичек. Свеча уже красовалась прямо в пепельнице, будучи зажженной, а во рту у меня была самокрутка, скрученная из бумажной газеты. Это было крепко. Очень крепко. С помощью зажженной свечи я передвигался по дому более уверенно. Вновь дойдя до своей комнаты (в холодильнике я ничего не нашел), света стало достаточно, чтобы осмотреть ее по-новому. Она была по настоящему советской, но особое внимание я уделил деревянному столу, что стоял прямо напротив окна. На нем лежала карта старого Петербурга, а если быть точнее, то Ленинграда. Пыльная тетрадь, лежащая в левом верхнем углу стола, прямо под настольной лампой. Я оглянулся, потому что мне вдруг показалось, что за мной кто-то следит, но комната была пуста, лишь Вайт все так же сидел на кровати. Я решил поставить его на стол рядом с собой, прежде чем открыть тетрадь. Записи было трудно разобрать, но на второй странице тетради я нашел стихотворение. Освещая смартфоном страницу тетради, потому что света свечи явно не хватало, я вслух принялся зачитывать строки пыльного стихотворения.
Таким было первое найденное мной стихотворение, которое невольно заставило меня вспомнить о Саше и Яне.
— Как тебе такое, Вайт? — спросил я, поворачиваясь к своему другу, которого на столе уже вовсе не было. Он просто исчез.
В прямом смысле вскочив со стула, я начал кричать:
— Вайт?!
Осознавая тот факт, что я не дождусь ответа, я продолжал звать Вайта, заглядывая в разные места дома, но все это безуспешно. Мне стало страшно, поэтому я вытащил складной нож, найденный ранее, и крепко сжал его в руке.
Вскоре все это дело дошло до безумия от услышанного шороха, что доносился с кухни, я обронил пепельницу, и только в тот момент я закурил еще одну самокрутку. Страх потихоньку отступал, может, от осознания скорой кончины, а может, от принятия того факта, что на кухне кто-то есть, и Вайт находится именно там. Я достал смартфон, зашел в калькулятор и начал набирать цифры: один, семь, ноль, три.
Открылся мессенджер. Были и сообщения от каждого члена «Дождя». Я открыл сообщение от Волковой:
«Ненавижу тебя за то, что мне пришлось пережить в этой больнице. Ты мне не нравишься. Ты никому не нравишься. Этой ночью ты исчезнешь».
Сообщение от Солнцева:
«Я считал тебя своим братом, а ты просто взял и уничтожил то, что мы с Яной строили долгие годы. Иван Долинин, да? Надеюсь, что ты скоро сдохнешь».
И последнее сообщение, которое я открыл, было от Вайта:
«Я на кухне, пожалуйста, помоги мне. Сообщения трудно писать, у меня лапки».
Я решил ответить на это сообщение:
«Вайт, откуда у тебя смартфон?»