Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да нет, — покачала головой Лиза. — Просто однажды на Новый год мой отец для меня и моих дворовых друзей придумал супероригинальное развлечение. Он по всей квартире в разных местах спрятал скрученные кусочки бумаги, которые были специально чуть обожжены и залиты чаем, чтобы выглядели, как старые. В них, в этих скрутках, были загадки или кусочки карты. Отгадав загадку, можно было узнать, где следующий скруток, а из кусочков карты выкладывалась целая, с указанием места, где находится клад. Но перед тем, как сообщить правила игры, отец предложил нам нарядиться пиратами. Мы нашли банданы, высокие сапоги, игрушечные пистолеты, разрисовались по полной. А вот тельняшка у нас была всего одна. И мы так завидовали тому мальчишке, которому она досталась.

— Подожди, так, а что за клад вы искали? — напомнила Татьяна.

— Ну, в дальней комнате стоял огромный сундук, в котором лежали новогодние подарки… — сказала Лиза, думая о чем-то своем, а потом добавила: — Одна беда, я босой бегать стеснялась. Одноклассники думали, что я врачей боюсь. Как медосмотр, я сбегаю. Потом мама меня отдельно ведет…

— Мои тетя и дядя, у которых я жила после гибели родителей, тоже всегда к Новому году подарки готовили, — тихо сказала Татьяна. — У них своих двое детей — девочка и мальчик, ну и я. Я чуть постарше была. И вот однажды на Новый год тетя решила мне сделать царский подарок — в своем пакете, среди конфет и апельсинов я нашла настоящие лайковые перчатки. Мне лет пятнадцать всего было. А там — лайковые перчатки. Потом, правда, выяснилось, что это у тети на работе гуманитарную помощь прислали. Ну а тете такие маленькие перчатки не подошли. Я достала из пакета эти перчатки, а сестра моя двоюродная Люська, она всего на год была меня младше, как засмеется. Да что там засмеется, захохочет! Говорит, зачем Таньке лайковые перчатки на пять пальцев? У нее же шесть! «Ну, один спрячет, и будет, как все…» — деловито ответила тетя. Боже, как тогда надо мной издевались… А ведь тетя мне помочь хотела. Ну, чтобы, когда по улице иду, на меня не пялились. А то руки никогда из карманов вытащить не могла. У меня одна радость в жизни была — зима. Когда можно рукавицы не снимать. Ну, а после праздника эта моя сестрица, когда меня не было дома, взяла да и обрезала все пальчики на лайковых перчатках, которые подарила мне тетя. Я пришла, а они по всей моей комнате по полу разбросаны. Представляете, на полу валяются пальчики… Я едва не покончила с собой от отчаяния. И, когда пошла учиться, на первую же стипендию купила себе лайковые перчатки. Меня, представляете, даже в «Эскорт-агентство» на работу приняли. И у меня появилась возможность покупать и шить на заказ себе самые разные перчатки — кожаные, лайковые, самых разных цветов и оттенков… Я меняла их по два раза на день. Все думали, что такая вот я модница. И Приходько, он же был провинциал, но с огромными деньжищами, он клюнул на мои эти перчатки… Знаете ли, у каждого мужчины обязательно есть свой пунктик. Кого-то возбуждают дробные беленькие кудряшки и пухлые губки, кого-то — родинка на щеке, а кого-то, вот как Приходько, перчатки, точнее, женские руки в перчатках. В общем, что называется «запал» он на меня, и в конце концов мы даже поженились…

— Подожди, он что, так и не узнал, что у тебя шесть пальцев? — удивилась Мадлен.

— Узнал, конечно, но не сразу. А тогда, когда без меня уже и шагу ступить не мог, — сказала Татьяна. — Это теперь он смелый и самоуверенный. После меня… А сначала мне с ним было ох как нелегко, во всех смыслах. А в постели особенно. Он был таким закомплексованным. Кстати, когда он узнал о моей беде, о моей, как Мадлен любит говорить, фишке, он даже как бы воспрял духом. Я тогда поняла, почему некоторые мужчины выбирают для семейной жизни далеко не красавиц или таких как я, девушек с фишками… Для них это тоже самое, что взять в жены низенькую и глупенькую. Рядом с ней всегда будешь Гераклом и…

— Цицероном, — подсказала Лиза, заметив, что Татьяна замялась.

— Вот-вот, Цицероном, — кивнула Татьяна.

— Как все в этой жизни взаимосвязано… — пробормотала Мадлен. — Вон Михалыч говорит, что я страсть как похожа на одну его знакомую, какую-то Каролину. Только, вроде, у нее с грудью все в порядке. И ты, Татьяна, меня с кем-то спутала… Такое чувство, что у меня есть двойник, кто-то, кто параллельно проживает другую, возможно, значительно более счастливую жизнь…

— Ну, что у моей домработницы была счастливая жизнь, я бы не сказала, — пожала плечами Татьяна. — Я в отношениях с прислугой зверь. А иначе нельзя…

— Прислуживать за хорошие деньги — это еще не самое страшное, что может быть в жизни… — задумчиво проговорила Мадлен.

— Бордель — страшней? — спросила Лиза.

— Знаешь, как переводили слово «бордель» французы? Дом у воды. Так вот, дом у воды — это сказка по сравнению с детским домом, — вздохнув, проговорила Мадлен и начала вспоминать: — У нас много было детей с разными дефектами. И поначалу мы как-то даже где смехом, а где всерьез друг друга поддерживали. А потом однажды к нам привезли двух новеньких. Они, как выяснилось потом, сбежали из дому и бродяжничали по стране. Так вот эти девчонки, когда мы пошли в душ, и я, как всегда, спокойно разделась, подняли сначала дикий крик, потом, присмотревшись, начали, нет, не смеяться, ржать. И в конце концов, пошушукавшись сначала между собой, а потом то с одним, то с другим детдомовцем, убедили всех в том, что это заразно. И от меня начали все шарахаться, как от прокаженной. Те девчонки и мальчишки, с которыми я еще недавно играла, смеялись, обходили меня стороной. Даже разговаривать опасались, потому что эти фифы придумали, что моя болезнь передается по воздуху. Мое место в спальне отгородили шкафом. И даже воспитатели не могли ничего сделать. Они, хоть и взрослые, но почему-то приняли навязанные двумя сморкачками условия игры. А тут еще горе-усыновители начали брать-отдавать меня. В общем, девчонки, когда я вышла на панель, это уже была сказка. Пусть и страшная, но сказка, а не гнусная быль.

— Да, девушки, пережили мы много, но то, что нас ждет впереди, может оказаться еще страшнее, — вздохнула Татьяна, пытаясь улечься поудобнее.

— Вся жизнь впереди — надейся и жди! — нарочито бодро пропела Мадлен.

— Не на что нам надеяться и нечего ждать, вот что я вам скажу… — заявила Татьяна.

— В любой ситуации, как говорят, лучше всего надеяться на самого себя, — сказала Мадлен.

— И на Бога… — добавила Лиза.

— А еще говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай!» — добавила Мадлен. — Так что я прячу стрелялку в шкаф. Если что, кто ближе окажется, тот пусть и хватает ее. Чтобы не пришлось применять, как Татьяне, особые поражающие средства вроде зубов.

— А из вас кто-нибудь хотя бы пользоваться ею умеет, этой, как ты выражаешься, стрелялкой? — спросила Татьяна.