— Пить… Пить…
Лиза тут же встала и направилась к ней.
А Мадлен скривилась:
— Смотри, мать, будешь к этой шастать, я от тебя отгорожусь. Вообще общаться с тобою не буду…
— Как знаешь, — пожала плечами Лиза. — Я не могу человека вот так бросить… А если бы на ее месте ты оказалась или твоя сестра, мать…
— Нет у меня ни сестры, ни матери, — резко сказала Мадлен и отвернулась.
А Лиза взяла еще одну бутылку воды и, открутив пробку, направилась к женщине.
И тут сверху раздались переборы гитары и надтреснутые, похоже, пьяные мужские голоса затянули:
Мадлен тут же закричала:
— Эй, вы там, наверху! Отзовитесь! Тут человек умирает!
Но наверху, наверное, не услышали. Песня, которую Лиза слышала в поезде в исполнении своих попутчиков-студентов и Милы, продолжалась:
Мадлен, осознав, что ее не слышат или игнорируют, подошла к ящику с минералкой и, схватив бутылку, швырнула ее вверх. Правда, неудачно. Бутылка не долетела до лаза, упала на пол и, наколовшись на торчавший в доске гвоздь, лопнула.
Пение наверху продолжалось:
— И я так больше не могу! — крикнула Мадлен и, прицелившись, запустила еще одну бутылку.
В этот раз бутылка попала в крышку лаза и стукнулась так, что крышка даже чуть подскочила.
Пение утихло, послышался отборный мат, потом лаз открылся и в просвете показалось красное не то от солнца, не то от выпивки мужское лицо:
— Вы че там, ошалели?! — крикнул мужчина.
— Ты, краснорожий! Заткнись! Я ща круче тебя матом загну! — крикнула Мадлен. — Ты спуститься можешь? Разговор есть.
— Некогда нам с вами разговаривать. Говорите, что вам надо, — сказал краснорожий, разглядывая трюм.
— Эй, Витек, ты рожу свою туда не суй. А то еще покалечат! — послышался другой, хрипловатый и надтреснутый мужской голос.