– Женись, – сказала мать отцу. – И никак иначе. А если женишься, то знай: вне дома можешь развлекаться с девчонками сколько хочешь, но домой никого не води, в твоем дворце я одна стану хозяйкой.
Условия, ограничения… Для отца это было ново, а новое боги любят больше всего на свете.
– Выгодная сделка, – сказал отец и, дабы скрепить ее, подарил матери ожерелье, которое сделал сам, с бусинами из редчайшего янтаря.
Позже, когда родилась я, он подарил ей вторую нитку, и еще по одной за двух моих братьев и сестру. Не знаю, что мать ценила выше – сами светящиеся бусы или зависть сестриц, на них глядевших. Она, наверное, так и собирала бы их целую вечность и под конец ходила бы уже как вол с ярмом на шее, но верховные боги ее остановили. К тому времени они поняли, кто такие мы четверо. Можешь родить еще детей, сказали они матери, только не от него. Но другие мужья янтарных бус не дарили. Она плакала тогда – в первый и последний раз на моей памяти.
Когда я родилась, одна тетка (не стану называть ее имени, потому что в этой истории теток полно) омыла и спеленала меня. Другая занялась матерью – вновь окрасила ей красным губы, расчесала волосы гребнями из слоновой кости. А третья пошла к двери – впустить отца.
– Девочка, – сообщила ему мать, сморщив нос.
Но мой отец против своих дочерей – мягких и золотистых, как первая выжимка из оливок, – ничего не имел. Люди и боги дорого платили за счастье завести с ними потомство, и потому отцовская сокровищница, как говорили, была не хуже, чем у самого царя богов. Положив мне на голову руку в знак благословения, отец сказал:
– Она найдет себе достойного мужа.
– Насколько достойного? – осведомилась мать.
Она, наверное, утешилась бы, если б меня можно было обменять на что-нибудь получше.
Размышляя, отец перебирал пушок на моей голове, изучал мои глаза и скулы.
– Царевича, пожалуй.
– Царевича? – переспросила мать. – Ты ведь не хочешь сказать, смертного?
На лице ее читалось отвращение. Однажды в детстве я спросила, каковы смертные с виду.
– Можно сказать, сложением они схожи с нами, но лишь в той мере, в какой червь схож с китом, – ответил отец.
Мать выразилась проще:
– Разумеется, она выйдет замуж за сына Зевса, – настаивала мать.
Она уже воображала, как пирует на Олимпе, сидя по правую руку от царицы Геры.
– Нет. Волосы у нее пестрые, как рысий мех. И этот подбородок… Островат, совсем не радует глаз.
Мать спорить с отцом не стала. Как вспыльчив Гелиос, когда ему перечат, она знала не хуже других.