“И какое у меня лицо?” – хотелось спросить. Но вместо этого я сказала:
– Ты оставишь мать?
– Здесь она будет жива-здорова. И довольна, думаю.
В воздухе носилась, благоухая, древесная стружка. Этот самый запах исходил от него, когда он резал по дереву. Безрассудство вдруг овладело мной. Я устала беспокоиться, убеждать, все тщательно продумывать. Кому-то это свойственно от природы, но не мне.
– Хочешь отправиться со мной – препятствовать не буду, – сказала я. – Мы отплываем на рассвете.
Я совершала свои приготовления, он – свои. Мы трудились, пока небо не посветлело. Нагрузили наше судно припасами, какие только оно могло выдержать: сыром и жареным ячменем, сушеными и свежими фруктами. Телемах прибавил к этому рыболовные сети и весла, запасную веревку, ножи – все аккуратно уложил по местам и закрепил. Прокатив лодку по бревнам, мы столкнули ее в воду, и корпус легко проскользнул сквозь прибойную волну. Пенелопа стояла на берегу, махала нам на прощание. Сообщить ей о своем отъезде Телемах пошел один. Что думала Пенелопа на этот счет, лицо ее не выдавало.
Телемах поднял парус. Шторм миновал. Дул свежий, крепкий ветер. Он подхватил нас, пронес через залив. Я оглянулась на Ээю. Второй только раз за всю свою жизнь видела я, как умаляется она, оставаясь позади. Все больше воды разделяло нас, утесы Ээи отступали. Я ощущала на губах вкус соленых брызг. Со всех сторон катились, свиваясь, серебристые волны. Гром не грянул. Я была свободна.
Но думала: нет. Еще нет.
– Куда направляемся?
Рука Телемаха, выжидая, лежала на руле.
В последний раз я называла это имя вслух его отцу.
– К проливу. К Сцилле.
Я видела, как он осознал мои слова. А потом умелой рукой развернул нос в нужную сторону.
– Не испугался?
– Ты предупредила, что там небезопасно. Пугаться, полагаю, бесполезно.
Море струилось мимо. Остался позади остров, где когда-то останавливались мы с Дедалом по пути на Крит. Я увидела тот самый песчаный берег и мельком – рощу миндаля. А разбитый грозой тополь, верно, исчез давно, рассыпался в прах.
Мутное облако поднялось над горизонтом. С каждым часом оно росло, клубилось как дым. Я знала, что это.
– Спусти парус. Прежде нужно сделать тут кое-что.
Перегнувшись через борт, мы выловили двенадцать рыбин, самых больших, какие попались. Они извивались, орошая палубу холодными солеными брызгами. Я всыпала в их разинутые рты по щепотке трав, произнесла слово. Как когда-то, услышала треск, звук разрывающейся плоти, и вот на месте рыб возникли двенадцать тучных растерянных баранов. Они толкались, закатывали глаза, сбившись в кучу на тесной палубе. И хвала богам – иначе они не смогли бы стоять. Поскольку ноги иметь не привыкли.
Телемаху пришлось перелезть через них, чтобы добраться до весел.