– Ну? Рассказать не хочешь? Выходит у тебя с колдовством?
Она улыбнулась словно самой себе, как делала часто.
– Ты была права. В основном нужна воля. Воля и труд.
– Для меня здесь все кончено, так или иначе. Хочешь занять место ээйской колдуньи?
– Хочу, пожалуй. Пожалуй, и правда хочу. Вот только цвет волос у меня неподходящий. Совсем не как у тебя.
– А ты их покрась.
Она состроила гримасу:
– Лучше буду говорить, что поседели от жуткого колдовства.
Мы рассмеялись. Пенелопа закончила тот гобелен, и теперь он висел на стене за ее спиной. Пловец, уверенно гребущий в бурную бездну.
– Если заскучаешь одна, скажи богам, что готова принять их непослушных дочерей. Думаю, ты найдешь к ним подход.
– Сочту это за похвалу. – Она потерла грязное пятно на столе. – А мой сын? Отправится с тобой?
Я поняла, что почти взволнована.
– Если захочет.
– А чего хочешь ты?
– Я хочу, чтоб отправился. Если это осуществимо. Но мне предстоит еще сделать одно дело. И что из этого выйдет, не знаю.
Она не сводила с меня спокойных серых глаз. Подумалось, что линия лба ее похожа на свод храма. Изящна и непоколебима.
– Телемах был хорошим сыном, и дольше, чем следовало. Теперь он сам себе хозяин. – Пенелопа коснулась моей руки. – Ничего нельзя знать наверняка, нам это известно. Но тебе я доверила бы любое дело, если бы пришлось.
Я отнесла тарелки на кухню и мыла их тщательно, пока не заблестели. Наточила ножи и разложила по местам. Вытерла столы, подмела пол. А вернувшись наконец к очагу, застала лишь Телемаха. Мы пошли на поляну, которую оба любили, – ту, где целую жизнь назад говорили об Афине.
– Я хочу сотворить заклятие. И не знаю, что из этого выйдет. Может, оно и не сработает. Может, сила Кроноса неотделима от своей почвы.
– Тогда вернемся назад, – сказал он. – И будем возвращаться, пока не добьешься своего.