— Солдаты к вам настроены неважно, и вы к этому, надо признаться, приложили все усилия, — продолжал Зимин. — И вам же, а никому другому, надо предпринять все, чтобы наладить с ними нормальные отношения.
Киселев сидел, склонив голову. Поднял виноватые глаза и спросил глухим голосом:
— Как это сделать?
— У меня есть одно предложение, но, чтобы выполнить его, нужно мужество. Я советую сегодня же на боевом расчете перед строем заставы признаться в своем неправильном, или как вы найдете нужным охарактеризовать, поведении и попросить у Борисова извинения. Нелегко это, а другого выхода не вижу.
— Я сделаю это, товарищ майор, — после долгого раздумья согласился Киселев.
— Вот и хорошо. Но еще и о другом надо подумать. Кроме прямой службы у нас каждый что-нибудь делает для заставы, для своих товарищей. Например, сержант Барвенко рисует, тот же Борисов занимается с любителями брусьев и перекладины, Ухов — штангист. Есть у нас любители петь и плясать, но вот беда — нет баяниста, демобилизовался недавно. И к вам такая просьба, Евгений: запылился наш заставский баян, подарок шефов, возьмите-ка его в руки, а?
— Хорошо, товарищ майор, баян не будет пылиться.
— Ну вот и славно! У нас музыкантов тоже любят и при случае не дадут в обиду… Напоследок у меня еще два вопроса. Ваш отец — известный лектор-международник. Вы не можете посодействовать, чтобы он приехал к нам на заставу? С пропуском мы устроим.
Киселев снова опустил голову, долго молчал, лицо его снова стало отчужденным:
— Нет, я не могу содействовать этому. Извините, товарищ майор, не могу.
— Ну, что ж… Признаться, ваш отказ и удивляет немножко — не каждый солдат откажется от встречи с отцом или матерью. Не было таких случаев… И второй вопрос: почему вы призваны на два года позже своих сверстников?
— Я учился в университете на филологическом. Родители настояли, а я хотел в политехнический поступить. Мне это по душе… В четвертом семестре завалил экзамены. Вот и отчислили — сейчас, знаете, в вузах не особенно уговаривают.
— Что-то не очень огорчает вас это отчисление.
Киселев впервые рассмеялся:
— Не огорчает. Зато родитель мой расстраивается. Я ведь английский неплохо знаю, с дошколят изучал, говорят, способности есть к языкам. Но ведь тот же английский, по-моему, не только филологу, но и инженеру не худо знать.
— Верно, не худо. Я сыну завидую — он этот английский тоже знает. Это нелишне и лейтенанту.
— Этот молодой парень-лейтенант — ваш сын?
— Да, сын. И родился на заставе, — не без гордости признался Зимин. — Ну, что ж, Евгений, спасибо за откровенный разговор. Можете идти.
— Есть идти!
Когда он ушел, Зимин проговорил задумчиво: