Калистратов ощущает взгляд мистера Белоусова почти физически. Взгляд прощупывает, подстерегает каждое движение.
— Впрочем, извините, ведь она буржуазная писательница. Для вас — шокинг. У вас ее не переводят.
— Нет, переводят.
— Разве? У вас же есть свои книги, похождения красных сыщиков…
В купе, за одной из замкнутых дверей, грохнуло — свалился на пол чей-то чемодан. Догадывается ли мистер Белоусов, что там происходит, за этими дверями? Во всяком случае, для него не секрет, — делегаты волнуются, таможня перетряхивает вещи. И советский пограничник имеет к этому какое-то отношение.
— На десятой странице я засыпаю, — слышит майор. — Современная цивилизация до того изматывает… Вы не можете представить, майор, какой сумасшедший темп жизни на Западе. Мы все кружимся в колесе, как… как…
— Как белка, — помог майор.
«Хитрит, — думает он, — не спрашивает, что за мелкая разновидность мне попалась. Не берет приманку, не спешит взять, оттягивает время».
— Совершенно правильно, как белка.
Со стороны смотреть — нелепая беседа. До смешного нелепая. Мистер Белоусов то выказывает любопытство, то прячет.
«Сейчас он просто удерживает меня около себя, — думает майор. — Удерживает, чтобы таким способом быть в центре событий. А также выяснить, в какой мере я разумею его игру».
За окном, из леса взмывает колоколенка. В волнах леса она словно мачта судна, застигнутого штормом.
— Вы уже совсем покончили с религией? — слышит майор. — Это правда, что у вас нет церквей, а есть только памятники старины?
— Нет, не только, — отвечает Калистратов отрывисто, нетерпеливо.
Между тем — снова находка, в женском купе. Листовки оказались в сумочке. Скорбное, осуждающее лицо Арсения Захаровича выражало тяжелое недоумение. Что-то тут не то. Слишком беспечно — прятать в сумке.
Калистратов без слов улавливает его мысль. Да, беспечно. Кто-то другой сунул, похоже…
Досмотр вещей окончен.
— А насчет молодого человека…
Арсений Захарович тянет слова неуверенно.
— Обождем, — говорит майор.