— Из педагогических соображений. Пусть знают, что с морем не шутят, а граница есть граница.
— Из педагогических соображений? — переспросил Изотов, горько усмехнулся и, покачав головой, сказал: — Вы отличный специалист, знаете материальную часть и всех людей на корабле так, что я вам откровенно завидую.
— Да. Изучаю подчиненных подробно, до подноготной. Так требует устав.
— О подноготной в уставе ничего не говорится. Но дело не в этом. Но зачем к месту и не к месту показывать подчиненным, что вы все о них знаете? Вы хорошо знаете настроения главстаршины Бурмистрова. Парень женился за месяц до призыва, ну и, естественно, сейчас тоскует, ревнует, внушает сам себе черт знает что… А вы походя бросаете ему: «Чего вы такой квелый, как старый кранец, жена, видно, изменяет?» И ушли, ударив в самое больное место. Ушли и забыли тотчас, а Бурмистров двое суток был сам не свой. Наверно, думал, что вам известно о его жене больше, чем ему.
— Возможно. Но Бурмистров хорошо служит. И вообще оставьте эту демагогию. Мой корабль на хорошем счету, команда слаженна, исполнительна и дисциплинированна. Все! — Субботин помолчал и хмуро заметил: — А ведь нам с вами вместе служить.
— Так точно, вместе. Будем служить, — тоже со вздохом ответил Изотов.
На этом и расстались, чтоб завтра вместе на одном корабле нести нелегкую пограничную службу. Расстались… Шли, размышляя об одном и том же, оба уверенные, что любой нарушитель есть нарушитель. Его во что бы то ни стало надо задержать и доставить судно — в базу, человека на суше — на заставу. Потом другие определят, замыслил ли недоброе капитан судна или ошибся штурман. Определят, приведен ли на заставу шпион, бандит, контрабандист или заблудившийся грибник. Иначе быть не может. Граница есть граница.
Оба офицера пришли к себе домой не в духе, отмахивались от вопросов своих жен. Изотов пришел позже Субботина. Задержался из-за матроса Буранова.
— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?
— Что?.. А… да… пожалуйста. В чем дело?
— Товарищ старший лейтенант, все ясно: за браконьерство в наших водах шкипера и тралмейстера под суд, матросов обратно на родину… но зачем же шхуну уничтожать — сжигать или топить? У наших рыбаков судов не хватает. Конфисковать в нашу пользу.
Изотов растерянно посмотрел на матроса, еще продолжая думать о разговоре с Субботиным. Потер лоб.
— Погоди, Буранов, сейчас отвечу. Минутку подумаю, — постоял, постоял и улыбнулся: — Когда ехал в эшелоне с новобранцами, предупреждали вас, что водку распивать запрещено?
— Так точно.
— Сопровождавшие вас старшины находили кое у кого бутылки?
— Находили.
— И что делали?
— У всех на глазах с размаху да об рельсу, аж радуга сверкала.
— А если б старшины водку конфисковали и унесли с собой, что бы вы подумали?
— Сами выпьют.