«Ахиллесова пята» — единственный болевой прием, который сильный человек может некоторое время терпеть.
Никита медленно, боясь повредить, выгибал стопу противника, а тот, стиснув зубы, терпел.
Будь на месте капитана Чубатого мало-мальски опытный судья, он тут же прекратил бы схватку: терпеть болевой очень опасно — можно не выдержать напряжения, резко расслабить мышцы, и тогда разрыв связок, а то и сухожилий.
Никита понимал это прекрасно и застыл, недоумевая, боясь только одного: не вздумал бы рвануться старшина — тогда случится несчастье.
Молчали солдаты, молчал капитан, Бабакулиев молчал.
Молчал и Приходько. И было ему очень больно. Кодекса спортивных отношений он не знал, он был солдат и считал позором сдаваться, пока еще можно терпеть хоть немного, пока ясно сознание, пока жив.
И когда Никита внезапно понял это, он тут же отпустил Приходько, вскочил на ноги, поправил куртку и проворчал:
— Здоровый, черт! Поди совладай… Ничья! — От смущения Никита готов был провалиться сквозь все три тысячи метров Копет-Дага!
Как же он сразу не понял… Э, дьявол!
Его смущение передалось окружающим, даже тем немногим, кто не понял, что произошло.
Только трое совсем еще молоденьких мальчишек-первогодков заорали, захлопали в ладоши:
— А вы думали! Силу надо иметь!
— А на приемчики… хе-хе! Не больно-то!
Старшина поднялся, прихрамывая подошел к Никите, по дороге цыкнул на этих троих:
— Эх, салажата вы беспонятные, — сказал он.
Потом Никите:
— Спасибо. — Помолчал немного: — А гарно! Научишь?
— Ладно, — Никита ткнул старшину в бок, — зовут-то тебя как?
— Григорий.
— Научу, если таким дураком больше не будешь, чуть греха на душу не взял из-за тебя, герой, — тихо сказал Никита.