Оглядываюсь назад. Густая фашистская цепь широкой дугой охватывает нас с севера и северо-востока, отрезая пути назад, и к станции. Впереди, на юге — горящее село, занятое фашистами.
На западе — Рева. Он почти рядом, но между нами пылающие дома и на усадьбах вражеские автоматчики.
Сейчас ни к Реве, ни к комбату не пробиться.
Снова обстрел. Враг бьет упорно: перелет, недолет, перелет, недолет. Вилка сужается…
Рвется снаряд. С глыбой земли падаю в овраг.
С трудом выкарабкиваюсь из-под тяжелой липкой глины. Взбираюсь по крутому скользкому откосу. На самом краю обрыва исковерканная снарядом, вырванная с корнем ива. А рядом с ней Ларионов и Абдурахманов. Как они попали сюда? Ведь они были с Ревой…
— Захватили штаб, — докладывает Ларионов. — Перебили фашистских офицеров. Нас взяли в кольцо и держат. Ни туда ни сюда…
— Как же проскочили?
— Ползком… Трех «кукушек» по дороге сняли. Гады на усадьбах в картофеле сидят. Все огороды заняли. К атаке, видать, готовятся… Товарищ капитан помощи просит.
Значит, мы с Ревой в двух кольцах, и прорвать их нет сил. Остается одно: ждать ночи, чтобы пробиться к Реве и с боем выходить из села.
Но фашисты не дают ждать.
Опять огонь, опять атака. Немцы отходят под защиту горящих хат.
И снова атака, и снова огонь…
Стонут раненые. А время, кажется, остановилось, и никогда не кончится этот страшный день.
И все же мы не отходим ни на шаг. Да нам и некуда отходить: кольцо плотно сомкнулось вокруг нас…
Наконец, спускается ночь. Догорают хаты. Пора.
— Слушай команду!
Рывок. Воют фашистские мины, бьют в упор немецкие пулеметы…
Нет, не прорвать этой огненной завесы, не соединиться с Ревой…
Вдруг огонь стихает. В непривычной тишине возникает шум моторов. Неужели немцы решили бросить против нас танки?..