За линией фронта

— Огонь, Скорбовский!

Он не слышит, не понимает, не хочет понимать?.. Что с ним? Растерялся?.. Сейчас сомнут его… Он с ума сошел!..

И Рева пропал…

Фашисты рядом со Скорбовский. Первую цепь отделяют от него метров двадцать — не больше.

Конец…

Вдруг бьет наш залп, за ним несется громовое «ура» — и воздух словно раскалывается над головой.

Передние фашистские цепи падают как подкошенные. Задние в нерешительности мнутся на месте.

Снова залп. Снова «ура». Фашисты бегут. Их хлещут в спины короткими пулеметными очередями. Высокий, толстый фашистский офицер пытается сдержать бегущих, но солдат и офицера укладывает на землю наш пулемет…

Наступает тишина.

— Шпана! — раздается впереди спокойный голос Скорбовского. — А еще в атаку лезут.

Молодец Скорбовский! Впервые я видел такую редкую выдержку…

В западной части села, у дороги на Барышевку, вспыхивает перестрелка. Это Рева, наконец, зашумел. Хорошо!..

— Товарищ комиссар!

Это прибыл связной от комбата: весь в глине, глаза красные, на левой щеке кровоточащая царапина.

— Товарищ комиссар! Немцы жмут. Комбат приказывает отходить. Сбор около Жуковки.

Помолчав, связной продолжает:

— Комбат говорил: «Скажи комиссару — «первый вариант». Если у Жуковки не встретимся — «первый вариант»…

— Понял. Где комбат?

— Прошел станцию.

Бой на станции действительно затих. Комбату, очевидно, помогли наши атаки, и ему удалось уйти, оторваться от противника.