За линией фронта

22
18
20
22
24
26
28
30

Заговорил наш «максим». К нему подключаются два ручных пулемета. Скорбовский неудержимо продвигается к селу. Слышу, как он передает команду:

— Беречь патроны! Штыком, гранатой гадов!..

Неожиданно впереди вспыхивают березанские хаты — одна, вторая, третья. Это фашисты пытаются прикрыться от нас стеной пожара. Но Скорбовский уже зацепился за первые дома. Сейчас мы ворвемся в село и соединимся с комбатом…

Нет, это, оказывается, не так просто: пожар охватил уже полсела, и огонь преграждает нам путь. Стрельба медленно стихает — слышатся только отрывистые одиночные выстрелы. Мы окапываемся…

Вражеский залп. Это фашисты бьют со стороны дороги на Барышевку: к ним, видно, снова подошло подкрепление.

Рядом рвется мина. Еще… Еще… Полчаса под таким огнем, и от нас ничего не останется…

Но что это?

Справа вдруг ярко вспыхнули ветряки. Растянувшись цепочкой, бежит к нам группа Ревы. Бежит по ровному — без единого кустика — лугу. Кругом взрываются мины.

— Скорей, Рева! Скорей! — кажется, я кричу это во весь голос.

А там, где бьется комбат, бой отдаляется — очевидно, и комбату приходится туго…

Подбегает Рева. Глаза яркие, сияющие.

— Сняли! К чертовой матери сняли!

— Рева, бери взвод, — приказываю я. — Ползи балкой в обход. Врывайся в село с запада. Перерезай дорогу на Барышевку. Чтобы ни один фашист не прошел оттуда в Березань… И больше шума. Больше шума, Рева. Быстро!

Перехожу ближе к Скорбовскому. Мой КП на бугорке, у самого края глинистого оврага. Тут же небольшая корявая ива зацепилась за откос, и ее переплетенные корни висят над обрывом.

Уже вечер, но еще светло, как днем, — от пожара. Вокруг по-прежнему рвутся мины.

Фашисты сосредоточиваются на колхозном дворе. Огонь их минометов перенесен дальше: мины пролетают над головой. Сейчас противник пойдет в атаку на Скорбовского.

Начинается перебежка. Одна вражеская цепь… вторая… третья…

Скорбовский молчит.

Фашисты все ближе. Они уже поднимаются во весь рост. Они наглеют…

Скорбовский молчит.