Прощаемся с Петром. Он исчезает в кустах.
— Це операция, — глубокомысленно замечает Рева. — В кавалерии это называется «аллюр три креста»… Да, маленько сманеврировать пришлось.
Рассуждать некогда. Раздеваться, немедленно раздеваться догола и выжимать одежду…
Холодно так, что челюсти сводит…
На том берегу, в Благовещенске, раздается одинокий выстрел.
— Что это? — тихо спрашивает Рева. — Неужели Настю?
Ему никто не отвечает… Идем узкой тропой.
Сидим в лесной глуши. Говорить никому не хочется. Каждый думает о своем.
Еще раз проверяю себя, спокойно, не спеша, оцениваю обстановку…
— Товарищи, — наконец, говорю я. — С сегодняшнего дня мы становимся партизанами. А как вы решаете? — обращаюсь к Пашкевичу и Чапову.
— Партизанами? — резко переспрашивает Пашкевич.
— Да, фронт далеко. С райкомом связь не налаживается. Что же делать? Опять двигаться к фронту? Где он? И дойдем ли?.. Послушаться Каверу и ждать в лесу Сеня? Что это даст, кроме потери времени? Единственный выход — организовать партизанский отряд.
— От це добре! — радостно подтверждает Рева.
— Добре? — сухо переспрашивает Пашкевич. — Значит — это единственно возможный выход, товарищ комиссар?
— Другого выхода не вижу, — отвечаю я. — Неужели ты все еще сомневаешься, Пашкевич? Вспомни, что говорила партия, — она звала советских людей создавать партизанские отряды.
— Да, я хорошо помню это. Но разве партия приказывала идти в партизаны каждому советскому солдату, оказавшемуся в тылу? Нет! Значит, решение мое может быть и такое: еще и еще раз пробиваться к своей части.
— Яке сегодня число? — спрашивает Рева. — Девятнадцатое октября, Пашкевич! Тебе еще недели шагать. Чуешь? А ведь каждый день, каждый час, проведенный без борьбы, — дезертирство, прокурор.
— Потеря времени, говоришь? Так зачем же мы задерживаемся? Зачем разглагольствуем и гоняемся за миражами?.. Ты прав, Рева. Ни минуты задержки! Ни секунды!..
— Який швидкий! — взволнованно перебивает Рева. — «Ни минуты! Ни секунды!..» Ну, знаешь, Пашкевич, не прокурор ты, а скорый поезд. Ты что же думаешь, — тебе на каждом перекрестке фашисты зеленый свет будут зажигать и арки строить? А на арках писать: «Добрый путь, Николай Пашкевич! Хай живе товарищ прокурор!..» Что-то ни ты, ни я этих арок не бачили, когда сюда топали.
— Да, арок не было. Что же из этого?