Страчево вырастает темными силуэтами хат.
— Ложитесь, хлопцы. Не дышите, — приказывает Максим Степанович. — Один сперва пойду, а то вы погорячитесь, и как бы чего…
Старик возвращается минут через десять.
— Назад!.. Назад!.. — испуганно шепчет он. — Танки… Полный хутор танков…
— Яки танки? Где? — бросается к нему Рева.
— Везде. На улицах, на дворах… Как дома, большие. Уходить надо.
— Уйти, землячок, проще всего, — замечает Рева. — А вот где это видано, чтобы серьезные люди даром целую ночь топали? У них дела поважнее есть… Пойдем, Чапов, поглядим. А ты, милый человек, — обращается он к Максиму Степановичу, — лежи и не дыши.
У первой же хаты натыкаемся на тягачи. Вся улица заставлена ими. Вокруг ни души, словно немцы бросили свои машины.
— Бачишь, комиссар? — шепчет Рева. — Ты жди меня. Я мигом тягачи заколдую, — и Павел Федорович пропадает в темноте.
Хаты кажутся безлюдными. Лишь в одном окне школы через щелку светится огонек. Изредка чуть слышно звякает металл: это Рева колдует у тягачей.
К нам медленно движутся двое. Низко пригнувшись, Чапов идет к ним навстречу.
Один за другим гремят два выстрела. Чапов уже рядом со мной.
— Свалил двух офицеров, — шепчет он.
Вдруг одна за другой поднимаются две ракеты. Вспыхивает яркое пламя. Рева поджег тягачи… Выстрел, и вслед за ним заливистый собачий лай.
«Ищеек спустили», — мелькает мысль.
Подбегаем к нашим.
— Быстрей! Быстрей!..
Бежим. Не видно ни зги. Под ногами кочки, вязкая земля, ямы. Сзади отблески ракет, выстрелы, далекие голоса, и все отчетливее, все ближе собачий лай…
Впереди, на большаке Середина-Буда — Севск, раздается гул машин, вспыхивают яркие лучи автомобильных фар. Надо полагать, наперерез нам брошен заслон на автомашинах.
Поворачиваем в сторону и спускаемся в глубокий овраг. Под ногами вода и редкий камыш.