Мы заверили мастера, что все будет нормально, и, спрыгнув с узенькой палубы на берег, стали пробираться к тому месту, где, по нашим предположениям, должны были отсиживаться глухари. Под ногами путалась усыпанная пожухлыми листьями трава, крупные обгоревшие сучья торчали почти на каждом шагу. Время и ветер стерли с обуглившихся стволов сажу, и теперь они походили на столбы из чернолоснящегося камня.
Лукашкин отдал мне свою двустволку и шел стороной, в нескольких метрах. Изредка мы перебрасывались словами. До меня доносился хруст сушняка под его ногами.
— Глухарь! — неожиданно закричал Лукашкин. — Смотрите, смотрите!.. В вашу сторону полетел!
Машинально вскинув ружье, я тотчас увидел тяжело поднимающуюся птицу. Гулко ударил выстрел и раскатистым эхом затих в глубине Гари. Глухарь, осев на одно крыло, вильнул в сторону и скрылся из виду.
Позабыв обо всем, в порыве охотничьего азарта я бросился вперед сломя голову. В стороне, будто напуганный сохатый, ломился через заросли хвойного молодняка Лукашкин. Высохшие сучья царапали руки. Влажная от утренней сырости паутина неприятно липла к лицу, больно стегали колючие ветки. Я твердо верил, что вот-вот наткнусь на подстреленного глухаря, и отчаянно лез все дальше и дальше в заросли. Неожиданно под ноги мне попало что-то твердое, похожее на камень. Нагнувшись, я раздвинул рукой траву и от неожиданности отпрянул назад — у самых ног, уставившись в небо пустыми глазницами, лежал человеческий череп.
— Петро-о-о!.. — позвал я Лукашкина.
— Оо-о-о… — эхом откликнулась Гарь.
— Сюда-а! — снова крикнул я.
— А-а-а… — глухо ответила Гарь, и от этого по спине скользнул противный холодок.
Кусты рядом со мной затрещали, из них выглянул вспотевший Лукашкин.
— Есть один?.. — запыхавшись, спросил он.
Стволом ружья я указал на землю — череп чернел пустыми глазницами и хищно щерил редкие зубы. Рядом с ним торчали из травы острые пожелтевшие кости скелета.
— Из охотничьего ружья, пулей… — тихо проговорил Лукашкин, показывая на круглое отверстие в правом виске черепа. Помолчав, он добавил: — Сразу насмерть…
— Пошли! — потянул я его за рукав, совсем забыв о подстреленном глухаре.
Аким Иванович встретил нас недовольно. Начал было упрекать, что напрасно потеряли время, но, узнав о том, что мы видели, сразу приказал Лукашкину заводить мотор. Весь день он хмуро молчал и лишь вечером, когда солнце опустилось за угрюмую стену прибрежной тайги, пересиливая шум тарахтящего мотора, громко проговорил, повернувшись ко мне:
— Ночевать остановимся у бакенщика Иготкина! — И показал на приближающийся обрывистый берег, над которым темнел кряжистый кедр, а под его мохнатыми лапами светилось окно постового домика.
Видимо, услышав стук приближающегося мотора, на берегу показался рослый сутуловатый человек. Подождав, пока мы причалили, он спустился к самой воде и, увидев Акима Ивановича, заметно обрадовался. Это был довольно крепкий старик, которому, если бы не седые волосы и такая же белая окладистая борода, можно было дать не более шестидесяти лет. Из-под расстегнутого брезентового плаща виднелась флотская тельняшка, плотно обтягивающая могучую грудь, и чувствовалось, что старик, несмотря на возраст, обладает завидной физической силой.
— Вот это и есть Степан Егорович Иготкин, — знакомя нас, сказал путевой мастер.
— Ну, паря, Акимушка, ты всегда к самой стати являешься — только что уха у меня вскипела, — протягивая для рукопожатия широкую ладонь, проговорил старик. — Пошли в мою хату, пошли! Ужинать будем. Редко-ить такие гости ко мне заглядывают.
Обиталище старика ничем не отличалось от жилья других бакенщиков, но вот стены, тускло освещенные лампой, были почти сплошь увешаны Почетными грамотами. В таком количестве мне не приходилось видеть их ни на одном обстановочном посту: в аккуратно застекленных рамках они висели, как на выставке. Среди прочих выделялась одна, в которую была вставлена цветная журнальная обложка с фотографией морского офицера, очень похожего на Степана Егоровича.
ebooksa