Упоминание о Шамановой тайге напомнило Степану смерть отца. Темелькин это заметил и быстро заговорил:
— Пошто, Степан, хмуришься? Всем народом пойдем. Чего шамана Васьки пугаться?
…На следующий же вечер потянулись лисьенорцы к дому Иготкина. Заходили в избу, здоровались и молча рассаживались по лавкам. Изредка перебрасываясь словами между собой, чадили самосадом. Старики, повидавшие на своем веку самых плутоватых купцов, смотрели на нового заготовителя с любопытством, ухмыляясь в бороды, покашливали.
Чимра заговорил спокойно, уверенно. Охотники не перебивали его. Но когда речь зашла о закупочных ценах на пушнину и мясо, старик Колоколкин, считавшийся в Лисьих Норах одним из удачливых охотников, ядовито заметил:
— Высокие цены, паря, даешь. Однако, ловко обманываешь?
— Это не я даю, — посмотрев старому таежнику в глаза, ответил Чимра. — Это, отец, Советская власть дает, а она мужика никогда не обманывала и не будет обманывать.
Зачиркали спички, еще гуще плеснулся к потолку новый залп табачного дыма. Перебивая друг друга, заговорили охотники все враз об условиях заготовок, о начале промысла. Только Колоколкин молчал, пыхтел самокруткой и вдруг спросил:
— Значит, меня с Сенькой намерены уравнять? — Он небрежно показал на самого неудачливого охотника Семена Аплина. — И опять же: где такой артелью промышлять?
— Получать будет каждый за свою добычу, — вмешался в разговор Степан Иготкин. — А места в Шамановой тайге всем хватит.
Будто передернуло Колоколкина.
— В Шамановой? — переспросил он ехидно. — Пусть в нее идет тот, кому жизнь — копейка! Аль забыл уже, Степа, где твой папаша погиб?..
Не успел Степан ничего сказать, как заговорил Темелькин:
— Зачем на Сеньку показываешь, Иван Михалыч? Сенька в Бурундучьей тайге промышляет, потому плохой. Там совсем худой охота. А ты, Михалыч, часто в Шаманову ходишь, с Васькой заодно ходишь! Зачем народ пугаешь?!
Побагровел Колоколкин, резко поднялся и, протиснувшись между охотниками, вышел из избы. Следом за ним вышмыгнули еще несколько человек, но основная масса охотников все-таки осталась обсуждать необычный способ промысла — артелью. Расходились по домам с первыми петухами, а через неделю из Лисьих Нор вышел первый промысловый обоз.
Сезон начался на редкость удачно. Белки было в Шамановой тайге столько, что даже бывалые промысловики качали головами. Попадался то и дело соболь, а дичи уже в первую неделю добыли на добрый обоз. Никогда не охотившийся до этого Чимра и тот приносил за день по нескольку глухарей.
Через месяц двинулся с пушниной первый обоз. Сопровождать его отправились Степан Иготкин, Семен Аплин и Темелькин. Когда проезжали Лисьи Норы, в окне колоколкинского дома увидел Степан седую бороду Ивана Михайловича. Старик смотрел через промороженное стекло, и, вероятно, от этого лицо его казалось искаженным и злым.
На приемном пункте охотников встретили радушно. Хорошие деньги выручили за пушнину лисьенорцы. Даже на долю неудачника Аплина пришлась такая сумма, какой в другое время он и за два охотничьих сезона не выручал.
Темелькин сиял от радости. Он где-то успел по случаю удачи пропустить чарку и теперь попеременно то Степану, то Аплину задавал один и тот же вопрос:
— Кто дурак: Гирманча Темелькин или Ванька Колоколкин?
— Ванька дурак, — подсмеивались над старым остяком охотники.