— Значит, поедем на Поповщину, к комбайнам.
Подминая траву, самосвал вырулил на старый тракт и помчался по нему вправо. Вскоре впереди зажелтело широкое пшеничное поле, по которому уступом друг за дружкой двигались комбайны. Было их около десяти. К двум пристраивались под погрузку намолоченного зерна тупоносые ЗИЛы.
— Пшеничка нынче хорошо созрела, прямо на обмолот убираем, — объяснил Тропынин.
— ЗИЛы городские? — спросил Антон.
— Ну.
— Сколько их в вашей бригаде работает?
— Десять.
— Шоферы где живут?
— В Березовке. Общежитие там оборудовали.
— Кто из них у Екашева самогон покупал?
— Это не наши. Два закадычных алкаша есть, которые Березовскую бригаду обслуживают. Они прошлую осень тут керосинили и нынче, видать, по старым адресам направились.
— Разве Екашев и в прошлом году самогоноварением занимался?
— Говорили ребята, будто дядька Степан понемножку приторговывал косорыловкой.
Круто развернувшись на стерне, Тропынин резко затормозил, вылез, не отпуская руля, на подножку и ловко пристроил машину к переднему комбайну, над тентом которого горделиво трепыхался флажок возглавляющего группу.
— Петро-о-ович! — завопил он. — Дава-а-ай! Шуруй на всю катушку!
Пожилой комбайнер, блеснув на солнце стеклами пылезащитных очков, оглянулся, и тотчас из брезентового рукава в кузов машины хлынуло зерно.
— Как намолот?
Комбайнер оттопырил большой палец:
— Лучше, чем вчера!
— К зиме премию на «Жигули» отхватишь!