Начало конца

– Тогда… не прощаюсь, – вампирша развернулась, услышав, как за спиной тихо скрипнул сжатый кулак. Печаль, страх и отчаяние ожесточённо дербанили душу. До безумия хотелось оглянуться. Но Лайла, собравшись с силами, двинулась вперёд. Дошла до столпа света. Сделала шаг. И рассыпалась на перламутровые искры.

Глава 17

Лайла пребывала в плотной пустоте, что была подобна яркому солнцу и одновременно черна, словно каминная сажа. Ощущения смешивались палитрой безумного художника. В один и тот же миг вампирша брела, парила и тонула, будто её сущность стала многогранной, но при этом как и не существовала вовсе. Тело, которое не получалось даже увидеть, казалось то песчинкой посреди океана, то громоздким утёсом, помещённым в маленькую ракушку. Мысли же скользили вокруг золотыми рыбками живописного прудика, сверкавшими возле опущенной туда ладони.

– Что происходит?.. Где я?.. – безмолвные вопросы унеслись вдаль парой перелётных птиц и затерялись в лучезарной мгле.

Странная противоречивость окружения пробудила желание вернуться домой – свет и тьма плавно слились в цветное изображение. Всюду стали выситься роскошные деревья. Густые ветви, украшенные румяными яблоками, тянуло к земле. В кронах щебетали птицы, а ветер благоухал ароматами цветущего шиповника. Королевский сад. Стоя на ведущей к фонтану мощёной дорожке, Лайла недоверчиво огляделась: не помнила, как здесь очутилась. Скорее всего, задумалась. Дельвинус часто говорил, что она витает в облаках.

Медленно проследовав к журчащей воде, перетекавшей по трёхступенчатому конусу из мраморных чаш, девушка осторожно присела на плоский бортик, щедро нагретый полуденным солнцем. Странно, но в такую замечательную погоду душу не покидало необъяснимое чувство тревоги. Словно забыто какое-то важное дело. Присутствие на встрече с ардонэзийским послом? Нет, она состоится завтра. По просьбе отца лично перепроверить земельное соглашение для рорхской делегации? Документы подготовят только к вечеру. Королевский бал в честь Дня Благоденствия? Он вообще аж на следующей неделе. И, тем не менее, что-то выскользнуло из памяти, подобно шёлковой ленте из кружившихся в вальсе волос.

Лайла обратила внимание, что в саду было на редкость пустынно. Она слышала, как пели птицы, как у живой изгороди щёлкали ножницы, как неподалёку вели приглушённую беседу патрулирующие территорию стражники. Но никого не видела. Девушка встала, настороженно огляделась, а потом приблизилась к кустам шиповника, обрамлявшим круговую дорожку вокруг фонтана. Везде раздавалось жужжание, однако в поле зрения не попалось ни пушистого шмеля, ни стройной пчелы, которые обычно с первых отблесков зари и до закатного багрянца собирали нектар с розовых цветков. Принцесса испуганно попятилась, а потом со всех ног, насколько позволяло платье, бросилась к крохотному прудику, что затаился в конце сада между двух клумб с красными розами. Опасливо приблизившись к обложенному камнями водоёму, она уронила взор на игравшую солнечными бликами гладь: вместо привычного великолепия золотых рыбок в кристально чистой воде просматривалось лишь песчаное дно.

– Это всё ненастоящее… – протестующе замотала головой Лайла. – Я просто сплю… – она больно ущипнула себя за бедро, но гнетущее окружение никуда не делось. – Нет? Ладно… А если так?

Девушка присела, намереваясь отковырнуть камень размерами со шкатулку для драгоценностей и всполошить безжизненный прудик гейзером брызг – тот не поддался. Аналогично и другие: словно в землю вросли. Даже самый маленький, с полкулака, оказался неподъёмным. Замешательство. Осознание полного бессилия. Паника.

Грубые ножницы защёлкали всего в нескольких метрах – Лайла вскочила и, круто развернувшись, выбросила вперёд ладони: направила их на кубический куст туи, рядом с которым никого не было. Она уже не знала, что пугало её больше: невидимый садовник или собственный странный жест, почему-то вселявший стойкое чувство защищённости. Всё походило на безумие, на те страшные сны, когда болезнь приковала её к постели… Болезнь? Откуда это воспоминание, когда худшим недугом жизни по сей день значилась детская краснуха? Восемь лет уж минуло с той крапчатой поры… Или больше? Лайла поймала себя на мысли, что не уверена в своём возрасте. Сколько ей? Девятнадцать? Тогда почему она помнит свой двадцатый День Рождения и мрачное лицо отца, когда тот беседовал с придворным знахарем?.. Что за сумасшествие?!

Явь и бред ударили по колоколу рассудка двумя тяжёлыми молотами, после чего сцепились насмерть, как загнанный волк со стаей охотничьих собак. Не в силах отличить правду от вымысла девушка вскопнула волосы руками, а потом с ужасом пролепетала единственное разумное объяснение внезапному помешательству:

– Меня отравили…

Хоть, вероятно, было уже поздно, Лайла вмиг упала на четвереньки, сунула в рот пальцы и… замерла, так и не предприняв попытки избавиться от яда. Осторожными движениями, какими можно гладить бархатные крылья мотылька, она изумлённо ощупывала острые выступающие клыки.

Вслед за неожиданной находкой в сознание влетели изображения, яркие, как гадальные карты. Руины замка. Бескрайние леса. Карстэнур. Морское путешествие. Савальхат. Горные тропы. Воспоминания закружились осенней листвой, а затем улеглись, словно чаинки в фарфоровой чашке.

– Я знаю где я… – прошептала вампирша и, насупившись, поднялась. – В Эрмориуме…

Теперь, слушая заливистое пение птиц и щёлканье ножниц у куста туи, она смотрела на необитаемый сад совершенно иными глазами. Без тени страха. Перед ней была лишь иллюзия, искусно построенная из кирпичиков памяти. Та самая эфемерная комната, о которой говорил Леонардо. Окажись Лайла здесь после смерти – возможно и приняла бы всё за чистую монету. Ведь, даже попав в Эрмориум живой, она хлебнула фальши, едва не утонув в реках забвения.

Пасмурные мысли множили сомнения: сколько времени потребовалось, чтобы заново обрести себя? Каждая минута промедления могла стоить часа в реальном мире. Или дня. Вдруг лучи рассвета уже давно рассеяли звёздный портал? Тогда… Нет. Нельзя терять самообладание. Нужно собраться и во чтобы то не стало разыскать любимого. После всего пережитого оставлять надежду – преступление против собственного счастья.

Воззвав к хладнокровию, девушка принялась рассуждать логически. Раз в призрачном саду нет даже насекомых, по-видимому, каждому узнику вечности отводилась своя темница. Значит, следовало понять на каком фундаменте стояла та, где томилась душа Джона. Лайла всем сердцем верила, что это будет их общее воспоминание, иначе… Нет, она отказывалась думать о плохом.

Леонардо подчеркнул значимость эмоциональной связи – начать поиски было решено с места первого поцелуя. Вампирша прикрыла глаза, воспроизводя в голове каждую деталь того волнующего вечера. Облюбованную редким рогозом, тихую заводь. Сине-сиреневое небо, льющее отголоски тепла на прохладу лесного озера. Позади берег с высокими кустами, а впереди – не затянутый ряской пятачок, зеркальная гладь в объятиях зелёного ковра. Чем сильнее она погружалась в воспоминание, тем отдалённее звучали птичьи трели и щёлканье ножниц. Вскоре зыбкое эхо сада поглотила тишина.

Хоть Лайла и не поднимала век, в черноте вырисовался берег озера. Только место несколько отличалось от запечатлённого в памяти: вода была почти не заболоченной, а вместо кустов высился густой лес. Посмотрев по сторонам, девушка опустила взор под ноги, обнаружив лишь низкую крапиву. Тело было утрачено. Однако возможность видеть, слышать и чувствовать непонятным образом сохранилась.