«Меха, привозимые чукчами, – воспоминал позднее Матюшкин, – состоят из чернобурых лисиц, песцов, куниц, выдр и морских бобров, также привозятся медвежьи шкуры и моржовые клыки. Доставляют они санные полозья из китовых ребер и множество всякого рода готового платья из оленьих шкур. Прежде привозили и каменные топоры… Русские товары состоят из табаку, железных котлов, топоров, ножей, огнив, игол, медной, жестяной, также деревянной посуды и множества разноцветного бисера для женщин. Гораздо охотнее привозили бы сюда купцы водку и вино, но, вследствие запрещения правительства, сии предметы не являются открыто в обороте, а, вероятно, только тайно и в малом количестве. Чукчи страстные любители горячих напитков, особенно хлебного вина, и рады отдать за него лучшие свои товары…»
На ярмарке у реки Анюй, на границе современных Чукотского автономного округа и республики Якутия, бывший лицеист познакомился с несколькими старейшинами заполярных кочевников. «Чукчи еще очень мало известны. Образ жизни, внутреннее управление и понятия чукчей еще не раскрыты, а потому нет достаточных данных для составления точной и верной идеи о характере сего замечательного племени…» – писал позднее Матюшкин.
Вопреки пугающим слухам, аборигены Чукотки оказались общительными, школьный товарищ Пушкина даже побывал у них в гостях. Посещение чукотских яранг в разгар зимних морозов произвело на лицеиста неизгладимое впечатление, поразив разницей обычаев и культур.
Сам Матюшкин так описал свой первый визит в гости к чукчам: «Леут, один из богатейших и почетнейших старшин, пригласил меня к себе, и я радовался случаю узнать внутреннюю семейную жизнь чукчей, но когда я вполз под полог юрты, то проклял своё любопытство. Можно себе представить, какова атмосфера, составленная из густого вонючего дыма китового жира и испарений шести нагих чукчей! Жена и семнадцатилетняя дочь хозяина, сидевшие почти нагими, встретили меня громким смехом, нисколько не стараясь скрывать свои прелести. Они указали мне место, где сесть, и спокойно продолжали вплетать бисер в свои намазанные жиром волосы. После я узнал, что это делалось в честь моего прихода. Окончив, свои занятия, хозяйка принесла в деревянной чашке вареную оленину без соли, и, прибавив к тому порядочную порцию полупротухлого китового жира, ласково пригласила меня закусить. Дрожь пробежала по моему телу при виде такого блюда, но я должен был, чтобы не обидеть хозяина, проглотить несколько кусков. Между тем, с невероятным проворством, хозяин мой руками набивал себе рот мясом и китовым жиром, превознося ломаным русским языком необыкновенный дар своей жены приготовлять китовый жир так, что он получает необходимую приятную степень горечи…»
Позднее Матюшкин попробует составить первый словарь чукотских наречий. «Произношение чукотского языка чрезвычайно трудно для европейца, – напишет он, – потому что слова состоят почти исключительно из гортанных и носовых звуков. Многие звуки напоминают гогот гуся, хоркание оленя и лай собаки…»
Не смотря на все культурные и языковые барьеры, Матюшкин сумел договориться с чукчами и купить у них нужное количество китовых ребер, без которых не могла состояться «учёная собачья экспедиция» по северным морям.
Вернувшись в Среднеколымск, где по наблюдениям Матюшкина средняя температура зимой опускалась до 39 градусов мороза, а лёд покрывал реку Колыму в среднем 259 дней в году, бывший лицеист в письме к петербургским друзьям не без юмора описал свой заполярный быт: «Вообразите себе юрту, низкую, дымную, в углу чувал, где казак на сковороде поджаривает рыбу, в окнах вместо стёкол льдины, вместо свечи теплится в черепке рыбий жир, вместо постели медвежья шкура, постланная на скамье, и это – мой дворец… Целый угол завален у меня стерлядями, осётрами, нельмами, налимами, чирами, щуками, мужунами, омулями, телятками, линками, сигами, вальками, карасями, каргузами, сельдями и пр., и пр., и пр., там и сям висит на гвоздочках медвежинка и прочая дичина. И оленина теперь есть. А мой повар, здешний казак, стоит всякого французского кулинара. Велю ли ему к обеду мясо изготовить – сырое и несёт на стол. Рыбу ли – очистит чешую, настругает её, вот и готова. Место огня заступает у него мороз, и я признаюсь, что сырая, мёрзлая рыба (особливо стерлядь) гораздо вкуснее, чем вареная или поджаренная… Струганина – лучшее мороженое!»
Матюшкин и Врангель покинули Петербург в марте 1820 года и только чрез двенадцать месяцев долгого пути и напряжённой подготовки смогли приступить собственно к экспедиции – к исследованию покрытых льдами морских пространств к северу от устья Колымы и побережья Чукотки. В конце марта 1821 года на 14 грузовых и 6 пассажирских (или «путёвых», как их тогда называли русские старожилы Колымы) собачьих упряжках они покинули заполярный материк, двинувшись к Северу, вглубь ледяной пустыни.
Шли в тех краях, где и в наши дни при всей современной технике, выживать и передвигаться очень нелегко. «На второй день путешествия, – вспоминал позднее начальник экспедиции Фердинанд Врангель, – уже почувствовали мы вредное влияние яркого отражения лучей света от блестящего льда. Все мы более или менее страдали воспалением и сильной болью в глазах. Предвидев сие неудобство, запасся я черной тканью, некоторые из нас обтянули ею свои очки; другие просто завесили глаза и тем избавлялись от ослепительного света… Для облегчения боли и уменьшения воспаления употребляли мы с пользой мочение глаз вином. Некоторые из наших проводников лечились иначе: они насыпали по вечерам в глаза несколько нюхательного табаку и после мучительной ночи чувствовали наутро значительное облегчение…»
Позднее Фёдор Матюшкин, в одном из писем, ярко покажет несколько моментов трудного путешествия, когда смертельная опасность посреди ледовитого океана становилась привычным элементом походного быта: «Мы лежали молча вокруг потухшего огня – юрта гнулась от сильных порывов и не защищала нас от пронзительного ветра. Наконец, один решился выйти посмотреть собак – проходит час, он не возвращается… Ветер крепчал ещё более, но это были последние его порывы… Товарища нашли у самой палатки, он не мог найти юрты… И вьюга не дозволила ему открыть глаза. Собак и нарты вырыли из-под снега, развели огонь, выпили чаю – и улеглись спать».
Нам сегодня, как и современникам Матюшкина в столичном Петербурге, та заполярная одиссея может показаться романтичной, но в реальности «учёная собачья экспедиция» была собачьей во всех смыслах этого слова – тяжким, изнуряющим трудом, зачастую неблагодарным. Первый ледяной поход Матюшкина и Врангеля продолжался 36 суток, как писали они сами начальству – «Не переменяя собак, проехали мы около 1210 верст по лабиринту торосов и опасных полыней». Однако никаких выдающихся открытий этот тяжкий и опасный путь не принёс, исследователи описали лишь часть Медвежьих островов в Восточно-Сибирском море.
Вернувшись на сушу, к берегам Колымы мичман Матюшкин писал друзьям в Петербург не без горечи разочарования: «Нет ничего скучнее и досаднее этого Ледовитого моря и этой собачьей экспедиции. Мы воротились, ничего, или почти ничего не сделавши, шатались, шатались по морю, мерзли и голодовали – и что толку? Первая попытка и неудача – это была ужаснейшая вещь!..»
После первого ледяного похода молодые офицеры Врангель и Матюшкин вдруг осознали, что их энтузиазм и оптимизм разбит безжалостным Севером, а «учёная собачья экспедиция» грозит затянуться на годы. Они ещё не предполагали, что на Колыме и Чукотке им предстоит провести более трёх лет, испытав немало трудностей и опасных приключений. Их заполярная одиссея растянулась с осени 1820 года до лета 1823-го. Короткий летний сезон Матюшкин и Врангель посвящали исследованиям побережья к востоку от устья Колымы, передвигаясь на лошадях и оленях. В морозные зимы готовили собачьи упряжки и припасы, чтобы всю весну, с марта по май, исследовать по льду морские пространства к северу от Якутии и Чукотки.
Если зимой пугали снежные ураганы и морозы, то коротким летом главным врагом становился вездесущий гнус. Как вспоминал позднее Фердинанд Врангель: «Тучи комаров роились над тундрой и мучили нас… Напрасно закрывались мы сетками из лошадиных волос, окружали себя кострами из трав и мха, запирались в наполненную густым дымом палатку – ничто не могло защитить нас от укушения ужасных врагов…»
ebooksa