Как только его образ испарился из моего сознания, я погрузился в тяжёлый, без сновидений, сон, обессиленно упав на слегка влажный песок.
Глубокой ночью над островом прошёл проливной тропический дождь, омыв тело мальчишки своими чистыми пресными струями и наполнив все ямки и вогнутые листья растений кристально чистой, дождевой водой. К телу Эрнандо, лежащего без сознания, море вынесло небольшую, красивую и твёрдую, как железо, скорлупу моллюска, на которой самой природой были нанесены знаки Луны и Южного креста, и оставило её лежать возле руки юноши.
Глава 16 Спасение
Пятисот тонный и двадцати четырёх пушечный галеон «Сатьяго», принадлежащий Себастьяну Педро Доминго де Сильва, известному во многих кругах опытному торговцу, в это же время бороздил Карибское море, направляясь к берегам Кубы. Семнадцатого мая он отплыл из Портобелло, направляясь в Гавану, а оттуда уже в Севилью.
На его планы повлияли недавно произошедшие события, связанные с захватом Панамы и освобождением жены из плена. Его супруга, Мария Грациа Доминго де Сильва, до сих пор не оправилась от того шока, в котором пребывала в процессе плена. И только своевременный выкуп, внесённый за неё мужем, спас её от позора, который бы она не пережила.
Всё это понимал Себастьян Доминго де Сильва. На своём новом галеоне «Сатьяго» он решил отправиться в Испанию и вывезти жену и детей из Нового Света. Мир стремительно менялся, а пираты уже перешли все рамки, безнаказанно грабя Тихоокеанское побережье, на котором они никогда раньше не появлялись.
Из-за этого он и вывозил свою семью в Испанию, пока всё не утрясётся, чтобы не волноваться за судьбу дочерей, которые росли у него красавицами, во многом похожими на его жену, а может, и удачно выдать их замуж. Особенно он переживал за младшую, которой уже пора было учиться. Для этого он был вынужден купить «Сатьяго» в Портобело, вместо проданного прежнего галеона, оставшегосяв Панаме.
Его торговые интересы находились на маршруте Перу-Панама-Акапулько, но видимо, пришло время их менять. Распродав весь свой товар в Панаме и Акапулько, он забрал семью и, преодолев Панамский перешеек, погрузился на свой новый галеон, ожидающий в Портобело, отправившись на нём в долгий путь.
В Гаване он надеялся присоединиться к «золотому» торговому каравану, ежегодно вывозившему в Испанию золото, серебро и прочие ценности, и вместе с ними доплыть до Севильи или до Кадиса.
Конечно, оставался риск того, что на одиночный галеон могут напасть и в Карибском море, но больше двадцати чугунных пушек и тщательно подобранная команда, из почти сотни матросов и офицеров, многие из которых отлично владели оружием, несомненно, гарантировала возможность отбиться от любого мелкого пиратского корабля.
Так оно и оказалось. Несколько раз они видели на горизонте паруса других кораблей. Приблизившись и рассмотрев пушечное вооружение галеона, все эти судна направлялись дальше, по своим делам. На их мачтах развевались государственные флаги Франции, Англии или Республики Соединённых провинций. И никто из них не стал поднимать чёрный флаг и пытаться взять на абордаж одиночный, но хорошо вооружённый галеон.
В связи с предпринятыми мерами безопасности, плавание проходило спокойно. Обе дочери, двадцати и двенадцати лет, наблюдали за морем, в основном, с небольшого балкончика, который находился на корме. С обеих сторон этой открытой галереи находились две туалетные кабинки, которые обеспечивали необходимые удобства, как офицерам галеона, так и немногочисленным женщинам, плывшим на нём.
Изредка Долорес — старшая, и Мерседес — младшая, прогуливались по верхней палубе, и даже в поведении, при этих недолгих прогулках, можно было наблюдать разницу в характерах родных сестёр.
Высокая, широкая в кости, Долорес смотрела на всех прямым взглядом красивых чёрных глаз, словно высматривая себе стоящую пару. Её длинные, блестящие, как вороново крыло, волосы тяжело спускались гораздо ниже плеч. И даже разбойник ветер не рисковал сильно дёргать их за отдельные волоски.
Правильные тонкие черты лица дворянки в пятом поколении позволяли насладиться и нежным овалом незагоревшей кожи, и красивыми дугами бровей, и правильной формы узким носиком. Её тонкая талия была обхваченной шёлковым ремешком, который гармонично смотрелся на длинном красивом васильковом платье в пол, с высоким корсажем, белыми брабантскими кружевами на рукавах и стоячем воротнике, открывающим высокую, белую шею.
То ли дело младшая, Мерседес. Эта девочка, только вступившая в подростковый возраст, ещё не приобретя мягких женских округлостей, о которых лишь предстояло догадываться в будущем, была порывистым и нетерпеливым ребёнком. Не было того места, в которое она не хотела бы забраться. Особенно ей нравилось бывать на орудийной палубе, называемой декой.
Одетая поначалу в приталенное платье, как и полагалось всем девочкам ее круга, она упросила мать разрешить ей ходить в шароварах, наподобие турецких, которые не стесняли движения, и, в то же время, не показывали её тело другим. Мерседес не была похожа ни на свою сестру, ни на свою мать, сказались далёкие предки отца — вестготы, частично заселившие Иберийский полуостров во времена римлян и смешавшиеся с местным населением.
Как и у отца, бывшего родом из Валенсии, у неё были тёмно-каштановые волосы и сине-зелёные, огромные и бездонные, как море, глаза. Эти глаза постоянно меняли свой цвет с бледно-синего на зелёный, иногда катастрофически переходящий в яркий цвет свежей зелени. — Ведьма, — шептались за её спиной, когда она шла с матерью по городу.
Но они ошибались, настоящей ведьмой была её старшая сестра, многое умеющая и ещё больше знающая, тщательно это скрывающая. Именно она спасла их обеих, когда напали пираты, не успев забрать в горы только мать. В горах они и провели всё это время, спрятавшись в одну из потаённых пещер, на которую Долорес наложила чары отвода глаз.
Кожа Мерседес была не менее белой, чем у сестры, но сейчас она была тронута нежным золотистым морским загаром. Тонкие, изогнутые вверх, брови подчёркивали выразительность глаз и гармонировали с красивым, немного вздернутым, аккуратным девичьим носиком. Ярко очерченные пухловатые губы не скрывали крупные белые зубы, ещё некрасиво торчавшие, как у зайца, из-за не сформированной до конца челюсти.