Расставляя на столике перед Сэмом заказ, официант спросил разрешения посадить к нему за столик троих человек, извинившись и объяснив это большим количеством посетителей. Получив согласие, официант, как маленький юркий катер, сделав десяток галсов между столиками, исчез за дверью. Спустя минуту он галсировал в обратном направлении, но теперь за ним следовали дама бальзаковского возраста и двое мужчин лет пятидесяти.
«Один из мужчин и дама уселись напротив меня, видимо, муж и жена, – датчане, вместе смотрят меню. Второй мужчина сел рядом со мной, меню открывать не спешит, осматривается по сторонам. На вид подтоптанный, полунищий аристократ, который из-за недостаточного количества денег следует в Данию вторым или третьим классом, но всем своим видом старается показать, что он здесь случайно, что его присутствие здесь – ошибка. Вид гордый и высокомерный одновременно. Видимо, нечем бахвалиться, но нижние палубы и билетик с цифрой в лучшем случае «2» все ставят на свои места и делают очевидным».
Сэм знал наверняка, что, как только этот липовый аристократ и «барон по крови» окажется где-нибудь в другом месте, где нет вынужденного разделения «по палубам и каютам», он тут же нацепит монокль, поправит бабочку, достанет тросточку, которая наверняка сейчас лежит в каюте, и начнет впудривать мозги какой-нибудь дамочке, показывая свою значимость. При этом будет старательно прятать застиранные пожелтевшие манжеты рубашки.
«Ну да ладно, пошел к черту, только настроение испортил. Есть такая категория людей, которые своим присутствием, надменным видом и взглядом портят жизнь окружающим».
Когда подошел официант, Сэм понял, почему «аристократ» не открывал меню. Пытаясь произвести впечатление и компенсировать свое положение пассажира не первого класса, он, растягивая слова и слегка покачивая головой, важно выдавил из себя:
– Мне порцию анчоусов, креветки и грудинку куропатки в малиновом желе.
И не успел официант открыть рот, как он продолжил:
– И бутылку андалузского красного вина урожая 1925 года.
«Знает ведь мерзавец, что в этом ресторане ничего этого нет», – подумал, Сэм. Напрасно официант покраснел и пытается оправдываться. Он молодой, неопытный, не знает, как таких посетителей нужно ставить на место. Хотя нет, парень сообразил, что это всего-навсего игра на публику и что, принеси он сейчас заказ, у «аристократа» – великого гурмана и знатока вин – денег в потрепанном портмоне хватит, чтобы заплатить только за малиновое желе и пробку от бутылки того вина, которое он заказал. Официант овладел собой в считанные секунды и, выхватив из бокового кармана блокнот, стал быстро в него записывать заказ. При этом он перечислял шепотом все, что назвал «аристократ», единственное, что он дополнительно спросил у клиента, явно в душе издеваясь: «К вину 1925 года принести Вам печень трески или желаете порцию королевской форели? Или могу рекомендовать…»,– договорить он не успел. «Аристократ», что-то невнятно пробурчав себе под нос, попытался дать «задний ход». На лицо его было больно смотреть, он побледнел, растерялся и, наконец, окончательно поняв, что сделал глупость, остановил пытавшегося уйти официанта и, посетовав на то, что заказ нужно будет долго ждать, попросил отменить все заказанное и принести просто кружку пива и порцию сосисок.
Супруги, за столом переглянувшись, нагнули головы к тарелкам и сосредоточенно продолжали изучать меню, причем было видно, что дама с трудом сдерживает смех.
Через пять минут «аристократ» ел обыкновенные немецкие сосиски и запивал их пивом, забыв про свое унижение.
В этот момент Сэм почувствовал, что кто-то смотрит на него. Не суетясь, поднял голову, сделал глоток пива и увидел напротив себя за соседним столом мужчину лет тридцати, одетого в строгий темный костюм, с нелепым кружевным жабо вместо галстука. На холеном лице тут же застыла томная улыбка, во взгляде любовная тоска и желание. О господи, этого только не хватало, подумал Сэм и, сделав вид, что не заметил призывного взгляда, стал допивать пиво, одновременно ища глазами официанта. Нужно рассчитаться, уйти в свою скромную каюту и лечь отдыхать.
Что значит не ответить взаимностью женщине, он знал, имел юношеский опыт, когда одна из одноклассниц, испытывая возвышенные чувства к нему и не получив взаимности, превратилась в его злейшего врага. Сейчас ситуация другая. Чего ждать от получившего отказ гомосексуалиста, он не знал, поэтому сделал вид, что ничего не заметил, и решил исчезнуть с его поля зрения.
«Если он уезжает из Германии навсегда, то это одно дело, а если следует в Данию на время и собирается вернуться, то он делает непростительную ошибку, начав этим заниматься прямо на пароме. Здесь полно информаторов гестапо и полиции. Учитывая то, что в Германии начали истреблять или прятать за решетку коммунистов, цыган, евреев и гомосексуалистов, его ждут кандалы по возвращению, ну а заодно и тех, кто с ним будет «общаться», если они подданные рейха. Мало того, что он ошибся, пытаясь соблазнить меня, он косвенно ставит меня в круг лиц, которые обычно попадают в поле зрения тайной полиции».
Выйдя из ресторана, Сэм прошелся по путаным узким коридорам парома, делая вид, что заблудился, и поэтому открыто часто оглядывался и поворачивал свои стопы обратно, на уже пройденный маршрут. Ловко проверившись и убедившись, что незнакомец не следует за ним, уединился, запершись в каюте.
После полудня Сэм Пристли ступил на землю Дании. Пройдя благополучно пограничный контроль, вышел на улицу из здания порта, сел в одно из многочисленных такси, которое выбрал сам, что исключало возможность «сесть на собственный хвост», попросил отвезти его в центр города. Как только машина уехала, он прошел пару кварталов, снова сел в такси и попросил отвезти его к порту. Не доехав несколько кварталов, попросил остановить такси и, рассчитавшись с водителем, покинул салон. Долго прикуривал, закрываясь от ветра. До тех пор, пока такси не скрылось за поворотом. Возможно, перестраховывался, но, как говорят, береженого и Бог бережет. Сейчас он больше боялся «хвоста» от гестапо, чем слежки местных спецслужб.
«Ну, кто меня будет искать в порту? Если засекли номер машины, на которой я уехал из порта, и, найдя ее, спросят у водителя, где меня высадил, то там и будут искать, то есть в центре. А я сейчас вот зайду в это уютное кафе, что на углу, пообедаю и, не задерживаясь, сяду на одной из ближайших железнодорожных станций на поезд. К ночи буду в Копенгагене».
В столицу Дании приехал в 22.20. Поселился в недорогой гостинице. На следующий день погода испортилась. Шел мокрый снег, под ногами мокрая снежная жижа. Погода не располагала к прогулкам, поэтому сразу после завтрака отправился на центральную почту и отправил телеграмму в Портленд с просьбой выслать денег, не забыв справиться о здоровье «родителей».
На следующий день вместе с телеграфным переводом пришла и телеграмма: «Сэму Пристли. Копенгаген. Дания. В результате несчастного случая в сентябре 1935 года Ваши родители погибли. Они похоронены на муниципальном кладбище в Портленде 30 сентября. Жду Вашего приезда в Портленд для решения вопросов по наследству. Поверенный в делах адвокат Томас Хайд».
Получив деньги и прочитав телеграмму, Сэм тут же вернулся в гостиницу и, попросив управляющего купить ему билет на коммерческий рейс самолета до Лондона, отправился в ближайший ресторан пьянствовать.
ebooksa