Волчья радуга. Бег на выживание

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вода. Я слышу журчание воды.

Прислушались. Действительно, тихое журчание. Пошли в ту сторону. Шли до тех пор, пока Моника не ойкнула, став левой ногой в прохладную воду.

Ручей был неглубокий, шириной около полуметра, что свидетельствовало о близости родника. Вода была без запаха водорослей, чистая, ключевая. Попив воды, присели под кустом на поваленное дерево. Пряча огонь, Зигфрид закурил и теперь с удовольствием глубоко затягивался ароматным дымом.

– Дайте и мне сигарету, я хоть и редко, но все же курю, – попросила Моника, и тут же уточнила: – Научилась, когда жила с родителями в Америке.

Пока курили, молчали, наслаждаясь дурманящим табачным дымком. Согревали себя изнутри, заодно глушили чувство голода.

– Через полчаса будет совсем светло, и нам нужно основательно привести себя в порядок, чтобы, появившись среди людей, не вызвать подозрения. Иначе нас задержат как бродяг, – определил задачи на ближайшую перспективу старик.

– Ну а пока давай сюда свой немецкий паспорт, – протянув руку, потребовал Зигфрид и, встретив вопросительный взгляд Моники, пояснил: – Немецкие паспорта нам уже не нужны, их надо где-нибудь закопать или, еще лучше, сжечь. Как станет светло, так и сожгу, тогда огонь не так виден, а пока спрячу недалеко, да и парик черный снимай. Теперь ты гражданка США, посетившая Францию по гостевой визе, а я гражданин Швейцарии. Вдруг сейчас на нас кто-то налезет, при нас других паспортов и парика не должно быть.

Замотав паспорта в парик, Зигфрид отошел шагов на десять, спрятал сверток под кустом и, вернувшись, снова присел рядом с девушкой.

– От оружия избавимся в последний момент. Что ни говори, а с ним чувствуешь себя уверенней, хотя это палка о двух концах, – и пояснил: – У нас нет разрешения на его ношение, к тому же мы иностранцы. Так что как только я решу, что нам ничего не угрожает, револьверы выбросим. Иначе у нас могут быть серьезные неприятности. Ты теперь Анжелика Райт, запомни. Забудь немецкий язык, во всяком случае, пока ты во Франции. С этой минуты общаемся на английском языке. Во-первых, для того, чтобы потренироваться и привыкнуть, а во-вторых, не ровен час, кто-то нас услышит, сразу возникнет ненужный вопрос, почему мы общаемся на немецком языке, если ты американка не немецкого происхождения. Наше присутствие в лесу и в таком виде объяснить трудно, поэтому запомни: ты – моя знакомая. Познакомились мы в дороге, по пути из Парижа в Марсель. По ошибке сели не на тот поезд, поняли это поздно, в панике выскочили на первой же остановке, затем ехали на попутной машине, из-за плохого знания французского опять заехали не туда. Вышли, пошли пешком, хотели сократить дорогу, пошли через поле, затем через лес, стемнело, и мы заблудились. Наивно, конечно, и рассчитано на тупоголового деревенского жандарма, но в нашей ситуации что-то лучшее придумать сложно. Главное – побольше шуми на меня, обвиняя в случившемся, дави на то, что ты подозреваешь, что я хотел тебя соблазнить, и побольше реви, пытайся дать мне пощечину. Я буду вести себя соответственно. Французы должны на это клюнуть, они неравнодушны к женским истерикам. Это – основа нашей версии, но лучше вообще не иметь дела с властями. Нам бы добраться до ближайшего более-менее крупного городка, а там уже и одежду поменяем, чтобы в толпе не выделяться, и отоспимся.

– Я есть хочу, – перебила его Моника, вернее, уже Анжелика.

– Ну, это я тебе обещаю в первую очередь.

Когда рассвело окончательно, первое, что сделал Зигфрид, так это сжег паспорта и парик. Затем почти час приводили себя в порядок, особенно пришлось поработать с шубой, вычесывая из нее репейник и мелкие травинки, обильно набившиеся в кроличий мех. Побелевшие мокрые ботинки Зигфрида и сапожки Анжелики после удаления грязи подкрасили черной золой, оставшейся от сгоревших паспортов.

Анжелика была восхищена, когда старик достал из внутреннего кармана складную опасную бритву, намочил лицо и стал бриться, то и дело, морщась от неприятных ощущений.

– Могли бы и мне сказать, я бы тоже взяла косметичку, – немного с укором посетовала Анжелика.

– Девочка, это не только бритва, это… – и, не договорив, старик резко взмахнул рукой возле полы шубы. Не успела Анжелика понять, что произошло, как к ее ногам, медленно кружа в воздухе, осыпался темный блестящий мех, как падает волос из-под ножей машинки для подстрижки.

Спустя сорок минут вдоль леса по узкой брусчатой дороге, характерной для провинции, в сторону железной дороги шла странная парочка – импозантный пожилой мужчина и красивая молодая блондинка.

Шли, не прячась, открыто. Не доходя до небольшой железнодорожной станции, остановились на мостике через узкую, но глубокую речушку. Постояли с минуту, явно любуясь пейзажем, и пошли дальше. Никто не услышал и не увидел, как старик и девушка бросили в воду два револьвера, последний раз сверкнувшие в падении вороненой сталью.

На полустанке не было ни кассы, ни пассажиров. Висело только расписание пригородных поездов. До прибытия ближайшего поезда оставалось ждать всего полчаса.

Через полтора часа из вагона на станции Агно вышла та же парочка, которая сразу рванула, чуть ли не бегом, в ближайшее бистро.

Стараясь изо всех сил выглядеть прилично, они пытались не торопиться во время еды, хотя это удавалось с большим трудом, особенно вначале.