— По моему опыту, разница невелика.
— Видать, вам не приходилось быть узницей.
Презирает, и кто ее в этом бы упрекнул? У Скары перехватило горло, говорить едва удавалось.
— Сейчас ты наверняка думаешь о том, какая я слабая, податливая, избалованная дуреха.
Колючка сделала резкий вдох.
— На самом деле я вспоминала, каково было мне увидеть мертвого отца. — Суровое лицо не смягчилось ничуточки, однако смягчился голос. — Я задумалась о том, что бы почувствовала, если б его убивали на моих глазах. Прямо передо мной, и ничего нельзя сделать — только смотреть.
Скара открыла рот, но с губ не слетело ни слова. Не презрение, нет — но искренняя жалость. И жалость осекла ее резче любой насмешки.
— Я знаю, каково это, когда делаешь вид, будто все — трын-трава, — продолжала Колючка. — Знаю получше многих.
Скара чувствовала, что голова у нее вот-вот разлетится на части.
— Я думала о том, что… выпади мне ваша доля… моим слезам не хватило бы моря.
И Скару прорвало беспощадными, немыслимыми и глупыми рыданиями. Глаза зажмурились, и текли, и горели. Ребра колотила дрожь. Судорожно ухало, клокотало дыхание. Руки опустились, от неистового плача заболело все лицо. Какая-то крошечная ее часть беспокоилась о том, что это далеко не пристойное поведение, но все остальное в ней никак не могло перестать.
Простучали быстрые шаги, и ее, как ребенка, сгребли в охапку, обхватили тесно и крепко, как дедушка, когда они смотрели, как отец горит на погребальном костре. Она вцепилась в Колючку, и заскулила в ее рубаху, и залепетала какие-то недослова, сама не понимая какие.
Колючка не двигалась и ничего не сказала, только долго-долго прижимала Скару к себе. Пока рыдания не сменились на всхлипы, а всхлипы — на рваные полувздохи. И тогда, бережно и мягко, Колючка отстранила ее от себя, выудила кусок белой ткани и, сама насквозь мокрая от слез, промокнула пятнышко на платье Скары и протянула ей этот платок.
— Я им оружие чищу. Однако, сдается, твое лицо куда более ценно. А может, и более смертоносно.
— Извини меня, — прошептала Скара.
— Было б за что. — Колючка щелкнула по золотому ключу у себя на шее. — Я реву куда громче, когда поутру просыпаюсь и вспоминаю, за кем я замужем.
И Скара всплакнула и прыснула со смеху — разом, и выдула из носа громадный пузырь. Впервые после той ночи она почувствовала себя кем-то навроде прежней принцессы. Наверное, все-таки она выбралась из Ялетофта.
Пока она вытирала лицо, в дверь настойчиво постучали.
— Это Синий Дженнер.
Было что-то обнадеживающее в его неказистости, когда он, сутулясь, проковылял внутрь. Везде одинаков — что на корме судна, что в королевских покоях. Его присутствие прибавляло сил. Такого человека ей как раз не хватало.