Перекресток трех дорог

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет! – заорал Леонид Жданов.

– Которого полностью подчинила своей воле, своему психозу, буквально околдовала! – закончил полковник Гущин.

Полицейские, эксперты-криминалисты суетились вокруг трупа. Леонида Жданова тоже окружили и повели к машинам.

Макар все никак не мог осознать того, что случилось на его глазах. Полицейские забрали у него ребенка. Он смотрел на полковника Гущина, в щитке бронежилета которого застряла арбалетная стрела, смотрел на Клавдия Мамонтова, снова обагренного кровью, не своей – чужой.

Внезапно он резко обернулся к распахнутой двери – словно ему почудилось, как кто-то… НЕЧТО наблюдает и здесь за ними из темноты.

Черный бесформенный силуэт.

Тень на стене.

Макар шагнул в дом и включил свет.

На консоли стояла та самая метровая статуя Венеры Виллендорфской. Ждановы уже нашли для нее место.

Безглазая, Безликая, Многоименная, Толстая, Грозная, Древняя. ОНА смотрела на них сейчас. В упор.

Глава 43

Karma police

Труп увезли на вскрытие. Кровь на полу свернулась, став черной в багровом свете пылающих газовых жаровен. Полковник Гущин уехал в морг к патологоанатомам, он решил дождаться вестей из лаборатории о результатах экспертизы ДНК именно там, в этом скорбном, однако стерильном месте. Среди вещей Полины Ждановой нашли черные кожаные брюки и не одни, белую футболку, берцы, множество золотых украшений, а также черное шерстяное пончо с зашитыми на его концах свинцовыми пластинами.

В багажнике ее «Лексуса», недавно тщательно отмытого, криминалисты при обработке реагентом обнаружили обильные следы крови. Именно там она перевозила еще живую Веронику Лямину, завернутую в пластик, и паренька-официанта. Путь их лежал на перекрестки трех дорог, один из которых она помнила с детства, со времен своих давних прогулок в лесу у орнитологической станции.

Ее рыдающему мужу оперативники предъявили на опознание розовую пластиковую бутылку, найденную в том лесу, и Жданов сказал, что это вещь его жены, она брала бутылку с собой на занятия йогой.

Несмотря на все их возражения, полковник Гущин отправил Клавдия Мамонтова и Макара домой. Они снова завалились в Спасоналивковский переулок глубокой ночью. Макар сразу забрал Сашеньку у заспанной встревоженной Маши. Клавдий Мамонтов, на которого было страшно смотреть (Маша чуть не упала в обморок, узрев его залитые кровью брюки и белую рубашку), ушел в ванную.

Стоял под душем, под его сначала обжигающе горячими, затем ледяными струями. Вспоминал ее глаза – этой безумной женщины – так близко от своего лица, когда он навалился на нее всем весом, пытаясь обезоружить – зеленые, бездонные, огненные… Как она хрипела в агонии… Какими скользкими были его руки от ее крови, когда он пытался зажать ее рану…

Вымывшись, он обнаружил на банкетке ванной чистую одежду – серые джинсы и футболку, их принес ему Макар, пока он принимал душ. Джинсы Макара были Клавдию Мамонтову коротки, но он еще подвернул их. Направляясь к себе, заглянул в спальню Макара, постель его была пуста – ни отца, ни сына.

Клавдий Мамонтов бесшумно шел по темному спящему дому – в самый дальний его конец, во флигель, в ту пустую комнату, где только рояль, кресло да книги.

Открыл дверь – Макар полуголый сидел за роялем, на котором в подсвечнике горели, оплывали свечи, на неизвестно откуда взявшемся в комнате круглом турецком ковре стояла детская переносная колыбелька. Сашенька снова не спал! Перевернувшись на животик, опираясь на ручки, он приподнялся и из-за борта колыбельки внимательно смотрел на отца за роялем.