Исчезновение

Вин быстро взяла пирог, опасаясь, как бы Дерек не передумал.

– Это нечестно! – возмутился Кит, но Сьюзен осекла его:

– Тебе достаточно, Кит. Завтра ты получишь больше, – многозначительно добавила она.

– Это просто восхитительно, миссис Эллиот, – сказала Вин, откусывая верхушку пирога.

Френсис вспомнила, что точно так же Сесилия часто говорит Пэм, и это ее рассмешило.

– Спасибо, Бронвин, – поблагодарила мама с польщенным видом, что рассмешило Френсис еще больше.

– О господи, простушка-хохотушка, – сказал Кит, закатывая глаза.

Они сделали бумажные гирлянды и повесили их крест-накрест по всей комнате, а в гостиной нарядили маленькую рождественскую елку, установленную в ведро с камнями. На дереве были ленты, свечи и несколько спрятанных в ветвях драгоценных конфет, которые Френсис запретила Вин воровать. Вместо этого она вручила подруге подарок и с восторгом наблюдала, как та, затаив дыхание, развернула сверток с брошью и глаза ее загорелись.

– Френсис, это самый лучший подарок на свете, – сказала Вин, и Френсис всем своим существом почувствовала, что она действительно так считает.

И уже не имело значения, что у Вин не было подарка для Френсис, она ничего и не ожидала, а Вин не нужно было объясняться. У нее не водилось карманных денег, и для нее не существовало походов за покупками в Уидкомб вместе с матерью.

– Ты самая лучшая подруга на свете, – сказала Вин, обнимая Френсис и при этом не отрывая взгляда от броши, приколотой к желтой кофте.

Бледный свет газового фонаря освещал ее волосы, а теплый отблеск огня играл на ее лице. Волосы слегка спутались от постоянных зимних ветров, а щеки обветрились. Ее худенькая грудь вздымалась и опускалась под платьем. И внезапно на Френсис нахлынуло чувство любви, такое сильное, что оно стало почти невыносимым. Вин бывала веселой и грустной, часто скучала и нередко сердилась, но Френсис никогда не видела ее счастливой. И вот теперь она была счастлива – благодаря ей, Френсис. И Френсис решила повторить все это снова, как только сможет. Она, конечно, думала, что у них впереди еще много лет, и не сомневалась, что у нее будет еще много поводов для этого.

3

Вторник

Второй день после бомбардировок

Когда Френсис проснулась, то долго не могла понять, где она находится. Постепенно, щурясь на яркий проем окна, она стала узнавать гостевую спальню «Вудлэндса»: изъеденное молью одеяло на гагачьем пуху – выцветший артефакт славной жизни Сесилии в ее родительском доме на Линкомб-Хилл, умывальник с вешалкой для полотенца, туалетный столик и пухлый табурет с обивкой розового цвета. Из окна доносились далекие звуки строительных работ, а внизу, на кухне, гремела кастрюлями Пэм, беседуя с Псом, который время от времени гавкал в ответ. Окно было открыто, свежий воздух шевелил занавески и шелестел длинными листьями стоящей на подоконнике лилии. Все это вызывало умиротворение. Именно с этим ассоциировался у Френсис «Вудлэндс» – ощущение чистоты и безмятежности. Такое чувство дает широкая, ласковая тень ветвистого дерева в жаркий день. Или таинственное царство под огромными листьями ревеня в их саду, где она пряталась от всего мира в далеком детстве.

В этот краткий миг пробуждения Френсис казалось, что ничего не произошло, но как только она встала, то сразу стало ясно, что шум за окном вовсе не от строительных работ – это сносят остатки разрушенных домов, и в воздухе все еще ощущается запах гари. Затем она вспомнила о Дэви, и к ней вернулась душевная боль, а потом и стыд.

Френсис не помнила, как вчера вернулась в «Вудлэндс». Она проснулась в одежде, простыни были перепачканы. Туфли, которые она скинула, по-видимому уже лежа в постели, валялись рядом с кроватью. Подойдя к зеркалу, Френсис сняла с головы повязку, чтобы осмотреть рану, и обнаружила, что волосы слиплись от грязи и торчат в разные стороны. У нее были каштановые, слегка вьющиеся волосы, которые давно пора было подстричь. Неожиданно Френсис показалось, что она видит в зеркале совсем другое лицо – светло-карие глаза, мечтательный взгляд, знакомая линия губ, тяжелый подбородок – слишком тяжелый, сокрушалась мама и просила ее отрастить волосы, чтобы немного сгладить этот недостаток. Френсис почти ожидала увидеть эту маленькую девочку, но та исчезла, и Френсис снова узнала себя – со следами прожитых лет, впалыми щеками и мелкими морщинками на лбу. Однако теперь она была почти уверена, что в ней по-прежнему живут чувства той, восьмилетней, Френсис, когда пропала Вин, а Иоганнес был арестован. И эти чувства подсказывали ей, что надо было делать все по-другому, правильнее и лучше, а возможно, чего-то не делать вообще. От таких мыслей Френсис разнервничалась. Ей вдруг показалось, что за ней то ли следят, то ли она опаздывает по очень важному делу.

Френсис спустилась на кухню, и первое, что бросилось ей в глаза, – покатые плечи Пэм и тесемки ее фартука, туго связанные бантом на широкой талии.

– Вот она, – энергично заговорила Пэм, оглянувшись. – Собственной персоной! Френсис, дорогая, скажи мне, ты собираешься принять ванну перед работой?