— Харуаки, — позвал я друга, который теперь болтал с Моги.
— Чё такое, Хосии?
— Что написал?
— А? Ну, «Ая Отонаси»… Хотя сначала чуть не забыл «я», — ответил Харуаки и почему-то погрустнел.
— Хм, наверное, только это и остается…
— Ну так пиши.
— Она что, правда хочет, чтобы мы написали ее имя?
Бессмыслица какая-то.
— Да нет, ваще-то, — мгновенно ответил Харуаки.
— Да?.. Но ты написал «Ая Отонаси»?..
— Ага… Дайя вот весь из себя умник, бесит прямо, что ни фига не смешно. Правда, характер у него тот еще… И это тоже ваще не прикольно, — вдруг сменил тему Харуаки, и я вопросительно склонил голову набок. — В общем, если даже он решил, что напишет «Ая Отонаси», ну, значит ничего лучше в голову не пришло, а мне и подавно. Раз не додумался, чё делать тогда? Только имя и писать.
— Раз не додумался… только имя и писать…
— Ага-ага. Так что все это не про нас.
И ведь правда… Харуаки попал в яблочко.
Выходит, Отонаси нет дела до того, что напишут большинство одноклассников. Ей важен только тот, кто подумает о чем-то другом. Поэтому Харуаки и погрустнел: он ведь влюбился в Отонаси с первого взгляда. Да, придуривается иногда, но по нему сразу видно, что он еще ни разу не признавался в любви. Харуаки пошел и сказал потому, что настроился серьезно. Вот только Отонаси все равно — ее не заботит даже сам факт его существования… Все как и говорил Дайя.
— Удивительно умные слова…
— Чего это «удивительно»?!
Да, получилось грубовато. Я виновато улыбнулся, и Харуаки криво ухмыльнулся в ответ:
— Ладно, я погнал, а то сэмпаи меня прибьют, без шуток.
— Ага, удачи.