Мёртвая зона

– Прошу вас, не мучайте меня, – проговорил он. – Не мучайте. Прошу вас.

– Могу лишь повторить, – сказал ему Санни. – Вопрос в том, чего хотите вы. Кто что говорит по поводу… некоторых лиц – не ваше дело. Ваше дело – врать, да не завираться. Трижды подумайте, прежде чем открывать рот, когда к вам наведывается парень из «Джорнэл». Подумайте, как просто бывает узнать, кто этот «информированный источник». И как хреново, когда твой дом вдруг сгорает дотла. Или когда приходится раскошеливаться на пластическую операцию, потому что жене плеснули в лицо кислотой.

Незнакомец сопел, как зверь, продирающийся сквозь заросли.

– Может, теперь вы поймете, как просто перехватить вашего мальчугана, когда он возвращается домой из детского сада.

– Только посмейте! – прохрипел Ричардсон. – Только посмейте, негодяй!

– Я просто говорю, что пора задуматься над тем, чего же вы сами хотите, – заметил Санни. – Выборы… этим живет вся Америка, верно? Тем более в год двухсотлетнего юбилея. Вот пусть каждый и поживет в свое удовольствие. А какое уж тут удовольствие, когда всякие кретины начинают брехать направо и налево. Прыщу на чужой… завидуют.

Тут незнакомец совсем убрал руку. Задняя дверца открылась. Господи, наконец-то.

– Так что пора задуматься, – повторил Санни Эллиман. – Надеюсь, мы поняли друг друга.

– Да, – прошептал Ричардсон. – Но если вы рассчитываете, что Гре… что некое лицо может победить на выборах с помощью подобной тактики, то сильно ошибаетесь.

– Нет, – сказал Санни. – Это вы ошибаетесь. Не забывайте, что все хотят пожить в свое удовольствие. Так что смотрите, как бы вам не опоздать к общему пирогу.

Ричардсон молчал. Он сидел за рулем словно изваяние, чувствуя, как пульсирует шейная артерия, и тупо смотрел на ратушные часы, будто все остальное в этой жизни потеряло смысл. Часы показывали без пяти пять. Свиные отбивные наверняка уже в духовке.

Незнакомец кинул напоследок два слова и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь; его длинные волосы взлетали над воротом рубашки. Он свернул за угол и скрылся.

Последнее, что он сказал Уоррену Ричардсону, было: «Прочисть уши».

Ричардсона охватила дрожь, и прошло немало времени, прежде чем он смог вести машину. Первым его осознанным ощущением была ярость, сильнейшая ярость. Хотелось тут же подъехать к полицейскому управлению (оно находилось в здании ратуши, как раз под часами) и заявить о случившемся, об угрозах расправиться с его женой и сыном, о физическом насилии и о том человеке, от имени которого все это делалось.

…как хреново, когда приходится раскошеливаться на пластическую операцию… как просто перехватить вашего мальчугана…

Но с какой стати? С какой стати рисковать? Он сказал этому подонку чистейшую правду. Всякий, кто имел в южном Нью-Гэмпшире дело с недвижимостью, отлично знал, что Стилсон пустился в опасную авантюру. Выгоды, которые он сейчас извлекает, рано или поздно обернутся крахом, и он очутится за решеткой – гораздо раньше, чем кажется. Его избирательная кампания – верх сумасшествия. А теперь еще тактика выкручивания рук! В Америке, тем более в Новой Англии, такое не проходит.

Но пусть кто-нибудь другой скажет об этом во всеуслышание.

Кто-нибудь другой, кому нечего терять.

Уоррен Ричардсон поехал домой, где его ждали свиные отбивные, и ни словом не обмолвился о случившемся. Кто-нибудь другой наверняка положит этому конец.

Как-то вечером, вскоре после знаменательного успеха Чака, Джонни Смит брился в ванной комнате в домике для гостей. В последние дни, стоя перед зеркалом, он каждый раз испытывал нелепое чувство, будто видит не себя, а своего старшего брата. Лоб прорезали две глубокие морщины. Еще две залегли возле рта. Неожиданно вылезла белая прядка, и вообще волосы вдруг тронула седина. Казалось, это случилось за одну ночь.