– Нет, – сказал он и повернулся лицом к стене. И вскоре заснул.
В тот вечер отец с матерью пришли на целый час, и Вера оставила пачку брошюр.
– Мы собираемся пробыть тут до конца недели, – сказал Герберт, – и если у тебя все пойдет на лад, вернемся ненадолго в Паунал. Но мы будем приезжать каждый уик-энд.
– Я хочу остаться с моим мальчиком, – громко заявила Вера.
– Лучше, если ты тоже поедешь, мам, – сказал Джонни. Депрессия несколько уменьшилась, но он не забыл, что с ним творилось несколько часов назад. Если бы в тот момент мать затеяла разговор о чудесном предназначении, которое уготовил для него господь, Джонни вряд ли удержался бы от взрыва истерического смеха.
– Я нужна тебе, Джон. Я должна объяснить тебе…
– Прежде всего мне нужно поправиться, – сказал Джонни. – Ты все объяснишь потом, когда я начну ходить. Хорошо?
Вера не ответила. На ее лице появилось до смешного упрямое выражение – хотя ничего смешного вокруг не было. Совсем ничего.
Чтобы прервать неловкое молчание, Джонни спросил:
– Что, Никсона переизбрали, отец? Кто выступал против него?
– Никсона переизбрали, – сказал Герберт. – Его соперником был Макговерн.
– Кто?
– Макговерн. Джордж Макговерн, сенатор из Южной Дакоты.
– Не Маски?
– Нет. Но Никсон больше не президент. Он ушел в отставку.
–
– Он был лжец, – мрачно изрекла Вера. – Его обуяла гордыня, и господь отступился от него.
– Никсон ушел в отставку? – Джонни был потрясен. –
– Ему нужно было уйти, иначе б его убрали, – сказал Герберт. – Дело дошло до импичмента.
Неожиданно Джонни понял, что в американской политической жизни произошли большие и серьезные перемены – почти наверняка итог вьетнамской войны – и он о них ничего не знает. Впервые он по-настоящему почувствовал себя Рипом ван Винклем. Насколько все изменилось? Ему было даже боязно спрашивать. Затем в голову пришла поистине леденящая душу мысль.