Мёртвая зона

Слишком много новостей, слишком много пугающего. Ему вдруг не захотелось ничего больше знать, а то окончательно можно рехнуться. Вот хотя бы ручка доктора Брауна, этот фломастер – сколько появилось еще новинок. Сотни маленьких вещиц, напоминающих снова и снова: ты потерял часть своей жизни, почти шесть процентов, если верить статистике. Ты отстал от времени. Ты опоздал.

– Джон? – произнес чей-то мягкий голос. – Вы спите, Джон?

Он повернулся. В двери вырисовывался нечеткий силуэт маленького сутулого человека, это был Вейзак.

– Нет. Не сплю.

– Я так и думал. Можно войти?

– Да. Пожалуйста.

Сегодня Вейзак выглядел старше. Он сел возле койки Джона.

– Я позвонил по телефону, – сказал он. – Вызвал справочную в Кармеле, в Калифорнии. Спросил о миссис Иоганне Боренц. Как, по-вашему, нашли они ее номер?

– Разве что он не зарегистрирован, или у нее просто нет телефона, – сказал Джонни.

– У нее есть телефон. Мне дали номер.

– Ясно, – сказал Джонни. Вейзак ему нравился. Джонни слушал с интересом, но не более того. Он не сомневался в существовании Иоганны Боренц, он знал, что его сведения верны, – точно так же, как знал, что он не левша.

– Я долго думал, – продолжал Вейзак. – Я сказал вам, что моя мать умерла, но это было лишь предположение. Отца убили во время обороны Варшавы. А мать пропала без вести, так? Логично считать, что она погибла при обстреле… во время немецкого наступления… понимаете? Она пропала без вести, и мое предположение было вполне логично. Амнезия… как невролог могу вам сказать, что такая долговременная общая потеря памяти – явление очень, очень редкое. Возможно, даже более редкое, чем настоящая шизофрения. Я никогда не слышал, чтобы кто-то зафиксировал случай амнезии, длившейся свыше тридцати пяти лет.

– Она давно излечилась от амнезии, – сказал Джонни. – Наверное, просто навсегда забыла свое прошлое. Когда к ней вернулась память, она вновь вышла замуж и родила двоих… или даже троих детей. Воспоминания, быть может, стали бы вызывать у нее чувство вины. Но мысль о вас все же возникает у нее. «Мальчик спасен». Вы позвонили ей?

– Да, – сказал Вейзак. – Напрямую, по автомату. Знаете, сейчас это просто. Очень удобно. Набираешь единицу, код, номер. Одиннадцать цифр – и можно соединиться с любой точкой страны. Удивительная штука. Даже страшновато. К телефону подошел мальчик… нет, юноша. Я спросил, дома ли миссис Боренц. И услышал, как он позвал: «Мам, это тебя». Раздался стук трубки, положенной на стол… или на что-то твердое. Я находился в Бангоре, штат Мэн, в каких-то сорока милях от Атлантического океана, и слышал, как молодой человек положил трубку в городе на побережье Тихого океана. Сердце у меня… оно стучало так, что я даже испугался. Сколько я ждал, не помню. Потом она взяла трубку и сказала: «Слушаю… Алло?»

– Ну а вы? Растерялись?

– Я, как вы выражаетесь, растерялся, – ответил Вейзак и криво улыбнулся. – Я повесил трубку. Мне захотелось выпить чего-нибудь покрепче, но ничего не нашлось.

– А вы уверены, что это была она?

– Джон, что за наивный вопрос! В тридцать девятом году мне было девять лет. С тех пор я не слышал материнского голоса. Тогда она говорила только по-польски. Сейчас я говорю только по-английски… Я почти забыл родной язык, как это ни стыдно. Могу ли я после этого быть уверенным, что это она?

– И все же вы – уверены?

Вейзак медленно потер лоб.