Она выкрикнула. В какой-то миг она выкрикнула его имя, еще раз, и еще, и еще – как будто заклинала. Ее ноготки вдруг вонзились в него. Вот и откупорено старое вино, вино прекрасного урожая.
Потом они сидели у окна, смотрели во двор. Сара набросила платье на голое тело и ненадолго оставила его одного. Он сидел, ни о чем не думая, достаточно было и того, что он видит, как она появилась в другом оконце и направилась через двор к крыльцу. Она наклонилась над детской кроваткой, поправила одеяла. Когда она возвращалась, ветер развевал ее волосы, ловил за подол платья.
– Он поспит еще полчасика, – сказала она.
– Правда? – улыбнулся Джонни. – Я, пожалуй, тоже посплю.
Она провела босой ногой, одними пальцами, по его животу.
– Только попробуй.
И все повторилось, только на этот раз она сидела, почти в молитвенной позе, – голова склоненная, волосы закрывают лицо… И вот все кончено.
– Сара…
– Нет, Джонни. Не говори ничего. Пора.
– Я только хотел сказать, какая ты красивая.
– Правда?
– Правда, – ласково сказал он. – Милая Сара.
– Мы все вернули? – спросила она.
Джонни улыбнулся.
– Мы сделали все, что могли.
Вернувшись домой из Уэстбрука, Герберт как будто не удивился, увидев Сару. Он поздоровался с ней, повозился с ребенком и упрекнул Сару за то, что не приезжала с сыном раньше.
– У него ваши волосы и цвет лица, – сказал Герберт. – Думаю, что и глаза будут такие же, когда перестанут меняться.
– Лишь бы умом пошел в отца, – сказала Сара. Она надела передник поверх голубого шерстяного платья. Солнце садилось. Еще минут двадцать, и будет совсем темно.
– Вообще-то стряпней у нас занимается Джонни, – сказал Герберт.
– Разве ее остановишь? Пришлось уступить силе.