— Подождите начальника смены и не мешайте, видите, сколько народу вы задерживайте.
И действительно, за Раду уже выстроился шипящий хвост нетерпеливых русских, из которых уже испарились заграничный лоск и умиротворенность:
— Ввозите тут всякую дрянь, потом сальмонеллез распространяется.
— Сверните им шею и сварите суп.
— Отпусти на волю… живодер!
Раду отошел от стойки. Последний совет показался ему дельным, почему бы им не воспользоваться?! Надо лишь незаметно открыть защелку клетки и пусть себе летят в ночь. Встретимся позже. Делая вид, что сюсюкает своих питомцев, Раду шепнул:
— Сейчас я открою защелку и якобы пойду искать начальника. А вы выбирайтесь и улетайте. Понятно?
Понятливые птички кивнули.
— Встретимся в следующую полночь у памятника поэту Пушкину в центре Москвы. Понятно?
Джике использовал все возможности птичьей мимики и изобразил непонимание:
(— Какой еще поэт Пушкин? Вот Эминеску знаю…)
— Ну, Пушкин, мы читали его поэму о мертвой царевне, которая ожила и из гроба встала. Еще удивлялись, почему из принца всю кровь не выпила. Помните?
По едва заметному кивку убедившись, что эту сказку они помнят, Раду незамедлительно осуществил задуманное, а сам деловито побежал «на поиски» власть имущего. И сразу же начался переполох, ибо две крупные птицы протиснулись на волю и начали кружить над толпой приезжих, как два маленьких злобных птеродактиля. Иногда они резко пикировали и выхватывали из рук паспорта или таможенные декларации, которые потом комкали в когтях и кидали вниз, издавая при этом громкие гортанные звуки, типа считалки и переклички. А Джике даже подумал:
(— вот нагадить бы людишкам на головы!)
В общем, ученые птички демонстрировали самый настоящий цирк.
Небольшая часть публики и таможенников выглядела слегка испуганной и озадаченной происходящим, но остальные, довольные столь неожиданным развлечением, кричали, и улюлюкали. Раду театрально схватился за голову, изобразил крайнюю тревогу и, размахивая длинными руками, заметался по зоне прилета, в деланном отчаянии взывая к беглецам:
— Джике, Нику, детки, летите ко мне!
Одновременно с призывными воплями он показывал птицам кулак — от них ведь требовалось просто незаметно покинуть аэропорт, а не устраивать шоу-представление. Кулак действие возымел, а то уже Нику подумывал, кого бы клюнуть в глаз. Сделав прощальный круг, птицы просочились к выходу и вылетели в московскую ночь.
«Расстроенный дрессировщик» для проформы еще немного побегал, заламывая руки и даже «пытаясь» вырвать клок волос:
— О, Мадонна боже моя, что я будет делать без птичек, о горе великое!
ebooksa