— Хозяин-барин.
На какое-то время Ерофей затих, видимо, устав трепаться. В наступившей тишине, иногда прерываемой лишь гудками встречных автомобилей, Раду с неподдельным интересом рассматривал небольшой и дешевый деревянный образок, приклеенный к бардачку. От него веяло мелкой алчностью кустарного производителя, глупостью и наивностью покупателя и всеобщей верой в дармовые чудеса. Ничего божественного, ничего святого, криво и аляповато. Какой-то седой старикан с плохо прорисованным лицом, почти лишенным бровей, и некая птица, очень похожая на курицу. Должно быть голубь.
Раду бесцеремонно ткнул пальцем прямо в онимбованное лицо, почти пронзив острым ногтем:
— Зачем висит?
— Говорят, помогает…
— От злой сил?
— Самые злые силы в Москве — гаишники и угонщики.
— Хорошо помочь?
— Если честно, от первых куда лучше спасает чирик, от вторых — надежная сигнализация.
— Что такое чирик? Так птицы говорят?
— Птицы чирикают. А чирик на сленге значит десять рублей, десять советских рублей. Деревянных.
— Ясно. Ну, поехали быстрей.
Сказано — сделано, и минут через двадцать резвая развалюха остановилась перед высоким кирпичным домом. Снаружи он выглядел вполне солидно и достойно, даже какая-то замысловатая лепнина местами сохранилась. Ерофей озорно хлопнул рукой по рулю и удовлетворенно отметил:
— Ну вот, ништяк, доехали.
— Что есть ништяк?
— Это значит отлично, но еще лучше.
— А могли и не доехать? Разбиться?
Ерофей ухмыльнулся:
— Разбиться — вряд ли. А вот сломаться могли элементарно. Эта тачка постоянно ломается, как у нас говорят, на ладан дышит.
Не став выяснять, что такое тачка и как можно дышать на ладан, Раду подхватил саквояж, и последовал за Ерофеем. В подъезде от внешней помпезности здания и малого следа не осталось — пахло свежей и прокисшей мочой, а давно посеревшую побелку неуклюже расписывали известные даже детям и тем не менее интимные части мужского и женского тела:
ebooksa