Просвиркин молчал, не желая, видимо, разговаривать с птицей.
—Вы немой?— не отставал нахальный попугай.
—Не твой,— огрызнулся капитан.
—Чего вам надо?!— всё более раздражаясь, повторила птица.
—Хотелось бы знать, что всё это значит?— задумчиво проговорил приходящий в себя Просвиркин.
—Виконт!— вдруг проорал попугай,— чего ему надо?!
На этот зов прибежал невесть откуда взявшийся рыжий с отвратительной рожей. Он глянул в глаза Иннокентия Алексеевича своими блестящими и зелеными и произнес носовым голосом:
—Просвиркин, чем могу служить? Чего это ты звонил?
—Я требую объяснений!— Просвиркин повысил голос.
—А каких, собственно?— гаркнул с телевизора попугай.
—Да,— подтвердил Виконт,— каких?
—Где Семечкин?!
—Где-где.— Рыжий гад повернул стул и сел.— Натурально, в психушке. И ты туда хочешь? Могу устроить в комфортную палату. Хотя там самое место твоей жене.
Боле не вступая ни в какие разговоры и пререкания, капитан милиции потянулся к кобуре и мигом выдернул пистолет. Наведя его на голову Виконта, спокойно сказал:
—Вот теперь ты будешь повежливей.
—Караул!— крикнул дурным голосом попугай и повалился за телевизор.
А рыжий гад помахал перед дулом указательным пальцем и произнес угрожающе:
—Не раздражай меня, Просвиркин, пожалеешь.
—Молчать! Руки за голову!— скомандовал Иннокентий Алексеевич.
Рыжий вытащил левой рукою из-за спины револьвер и в свою очередь направил на капитана. Просвиркин пальнул. Пальнуть-то он пальнул, но уставился на рыжего непонимающими ничего глазами. А потом осмотрел свой «Макаров». Собственно, пистолет выстрелил; был грохот, съездивший по ушам, был сном рыжего пламени, только пуля пролетела сквозь голову рыжего, не причинив ему никакого ущерба, и снесла горлышко стоявшей на столе бутылке.