Жажда справедливости. Избранный

22
18
20
22
24
26
28
30

Аня, решив, что более ничего интересного не услышит, убавила звук.

—Маньяк опять бродит в городе,— сказала она и принялась за свой незаконченный завтрак.

Ее подруга промолчала.

Глава XIV

ОЛЕГ ГЕННАДЬЕВИЧ

О, непохожий на других,

Ты часть того, другого мира,

В тебе— непознанная сила,

Ты гармоничнее, чем стих!

Наташа, студентка Железнодорожного института, проснулась в восемь часов тридцать минут субботнего утра от звонка будильника, а Олег Геннадьевич Сбединский очнулся тридцатью минутами позже от грохота, доносившегося из кухни. Произвела сей страшный звук гора грязной посуды, которая накопилась за последнюю неделю. Гора простояла бы еще дней десять, пока за нее не взялся бы Сбединский, но судьба распорядилась несколько иначе. Причиной этой беды, как и многих других несчастий в квартире, стал любимый кот Олега Геннадьевича, кличка которого была Маркиз.

Кот этот, как впрочем и все коты, отличался не только отменным аппетитом, но и исключительным любопытством. В обширном арсенале его привычек имелась страсть к ловле тараканов, коих на кухне его хозяина было предостаточно.

Так получилось, что в этот злополучный для «незабвенной» посуды Сбединского день Маркиз проснулся слишком рано, а именно часа на два раньше хозяина. Проболтавшись по кухне без дела и уничтожив остатки вчерашнего ужина, Маркиз со скучающим видом истинного аристократа забрался на холодильник, потянулся и улегся там. Будучи от природы вечно голодным, этот кот очень любил поесть. Маркиз знал, что в холодильнике хозяина есть аппетитный кусочек свежей рыбки. Маркиз знал, как его достать. Однако решил судьбы не испытывать и дождаться пробуждения хозяина, а за одно малость вздремнуть.

С недавних пор из арсенала привычек Маркиза по вине хозяина пропала любовь к добыче еды путем воровства. Кот ухитрялся тырить еду со стола даже во время приема ее хозяином. Когда же от этой привычки он волшебным образом отвык (этому волшебству способствовали несколько взбучек в виде лишения пропитания на довольно большой промежуток времени), Маркиз изловчился свистнуть внушительный кусок колбасы прямо из холодильника. И хозяин изобрел новую пытку: он буквально посадил кота на неделю на хлеб и воду. Ничего ужаснее, чем хлеб, Маркиз в жизни своей не знал. А тут еще заставляют не только лицезреть сей продукт, да еще и питаться им. Через три страшных дня кот удрал, то есть как обычно попросился на улицу и не вернулся даже через неделю после исчезновения. Олег Геннадьевич расстроился: его оставило единственное существо, с которым они понимали друг друга. Прошло дней десять, и порядком исхудавший Маркиз вернулся. От радости хозяин накормил его мясом. Но с тех пор кот прекратил воровать. Зато приобрел уникальную способность клянчить. Он мог часами ходить по пятам за хозяином и кричать таким дурным голосом, от которого соседи, жившие этажом ниже, только что не сходили с ума. Они стали упрекать Олега Геннадьевича тем, что он мучает своего подопечного.

Кот находился в легкой дреме. Он уже почти заснул, но чуткие уши засекли подозрительный звук. Кот тут же обратил свой взор в область источника шума и увидел жутко огромного таракана. Таракан выбрался из-за раковины, пересек по кафелю пространство до хлебницы, не замечая приготовившегося к прыжку зверя. Наконец Маркиз, ненавидевший этих неистребимых нахлебников, с силой оттолкнулся. Все бы прошло отлично, только эмалированная поверхность холодильника была чересчур уж гладкой. Кот поскользнулся, но всё же долетел до хлебницы, ударившись об нее пушистой мордой. Хлебница не была рассчитана на столь грубое обращение, тут же немедленно отвалилась и всем своим весом вместе с котом обрушилась на гору немытой посуды. На пол полетели три граненых с остатками высохшего молока стакана, венчавшие пирамиду. Стаканы мгновенно превратились в россыпь мелких осколков, разлетевшихся со свойственным им звуком по полу кухни. Все до одной фарфоровые тарелки разбились. В целости осталось лишь одно большое блюдо, да и то только потому, что оно было эмалированное. Кот, успевший оттолкнуться от хлебницы, сравнительно удачно приземлился на все четыре лапы возле помойного ведра под раковиной. Таракана он не поймал, о чем забыл сразу, как только увидел над собой заросшую щетиной физиономию разъяренного хозяина, стоящего на осколках в тапочках на босу ногу и в семейных полосатых трусах.

—Чертова скотина?— крикнул Олег Геннадьевич, и, вытянув волосатые руки, схватил неудачного охотника.

Сбединский был в ярости. Единственным утешением было то, что отвалилась необходимость в мытье посуды. Именно этому, да еще и тому, что Олег Геннадьевич не полностью осознал происшедшее, Маркиз был обязан не слишком суровому наказанию,— его просто выкинули на лестничную площадку.

Хотя вряд ли в другое время кота ожидало нечто более ужасное. Олег Геннадьевич считал себя на редкость несчастным человеком, и в происшедшем в это утро не было ничего необычного. Сбединский имел поразительную способность приносить всякие неприятности себе и окружающим. Будучи от природы исключительно рассеянным, Сбединский представлял собой поистине стихийное бедствие. Вокруг него постоянно что-то ломалось, падало, разбивалось, растекалось и рвалось.

Например, не долее, как в прошедшую среду, Олег Геннадьевич стал причиной насмешек сослуживцев и множества студентов (хотя он догадывался, что этот случай стал известен не только им, а всему институту, где он работал преподавателем на кафедре Инженерной Графики). День этот выдался удачным в смысле неприятностей, если не считать испачканных мелом рукавов Сбединского, но на подобную мелочь почти никто не обращал внимания; мелочь таковая была в порядке вещей и перестала занимать умы местных насмешников. Неприятность приключилась уже вечером, так сказать, под занавес. В небольшом кабинете кафедры находилось трое, не считая Сбединского, преподавателей, молоденькая секретарша и двое студентов. Сбединский,— надо отдать ему должное,— считался среди своих коллег, да и студентов, что было поистине гигантской заслугой, на редкость хорошим преподавателем, имевшим большой опыт (ему было сорок лет, пятнадцать из них он преподавал) и необычный дар чертежника. Олег Геннадьевич собственноручно изготовил большую часть образцов контрольных работ, и чертежи эти красовались на застекленных стендах в коридоре. Вот и сегодня Олег Геннадьевич собрался начертить аксонометрическую проекцию одной весьма сложной детали. Он пришпиливал лист формата А2 к чертежной доске, возвышавшейся на четырех ногах между столом заведующего кафедрой, всем известного похабника и алкоголика, и местом старшего преподавателя, который, как на грех, сидел здесь и занимался со студентами. Заведующий кафедрой, находившийся в возрасте сорока восьми лет, пил горячий чай из большого бокала. Сильно наклонившись над столом и делая вид, что рассматривает что-то под стеклом, он на самом деле любовался стройными ногами молоденькой секретарши, чуть прикрытыми полоскою ткани, скромно называемой современными модницами юбкой. Панорама, открывавшаяся взору заведующего кафедрой, была столь соблазнительной, что тот вовсе забыл об окружающих и думал лишь о том, чтобы подольше не иссякала стопка бумаги с напечатанными экзаменационными билетами на столе секретарши, которая, орудуя ножницами, нарезала этой из бумаги равные полоски. За этой ситуацией вел наблюдение преподаватель, сидевший напротив, через один стол, возле шкафа за своим столом. То есть,— скажем прямо,— все проходило вполне обыденно.

Тишина не ведавшей беды кафедры нарушалась лишь краткими фразами старшего преподавателя и студентов.

Олег Геннадьевич воткнул последнюю кнопку, пришпилив четвертый уголок листа. Ему вздумалось достать справочное пособие, находившееся на подоконнике, как раз с другой стороны стола заведующего кафедрой. Он боком прошел за стулом зав. кафедрой, задев плечом здоровый стенд с множеством бумаг, который немедленно слетел с хлипких петель. Сбединский прижал грудью стенд к стене, одновременно резко выпятив зад, толкнул увлеченного своим «занятием» зав. кафедрой. Правая с бокалом рука того дернулась вперед, и большое количество горячего чая попало прямо на стройные ножки машинистки, от чего та громко вскрикнула и выронила ножницы, звякнувшие о стол. Всем стало ясно, какою работой занимался раскрасневшийся теперь заведующий кафедрой.