— В холодильнике, — смущенно договорил мальчик. — А в ведьмином холодильнике действительно очень холодно, хочу я вам сказать.
В другое время отец Кронин по достоинству оценил бы находчивость и юмор мальчика, но теперь ему было не до шуток и он промолчал. Его молчание было истолковано шутником как осуждение, и он поспешил ретироваться в чулан, где снял пальто, шарф и перчатки и взял с вешалки рясу и стихарь.
Даже поцеловав свой наперсный крест, отец Кронин ровным счетом ничего не почувствовал, поправляя перевязь на левой стороне груди: там, где когда-то были радость и вера, осталась лишь холодная, тягостная боль. И пока руки его теребили ленту, мысли вернулись к тем дням, когда он приступал к службе с ощущением переполняющего сердце счастья.
До прошлого августа он ни разу не усомнился в правильности своего выбора жизненной стези. Трудолюбивый и способный ученик, он был направлен для завершения образования в Североамериканский колледж в Риме. Вечный город пленил его своей архитектурой, историей и дружелюбием. После ординатуры его приняли в иезуиты, и он еще два года служил в Ватикане помощником монсеньора Джузеппе Орбеллы, главного советника Его Святейшества папы римского по основам веры и составителя его речей. Перед юношей, удостоенным подобной чести, открывались заманчивые перспективы, например работа в канцелярии чикагского кардинала, однако вместо этого отец Кронин попросил выделить ему небольшой приход, где он мог бы служить простым священником. Вот так, после визита к епископу Сантефьоре в Сан-Франциско, старому приятелю монсеньора Орбеллы, и каникул, которые он провел, путешествуя из Сан-Франциско в Чикаго, он и прибыл в свой приход, где с радостью, без сожаления и сомнений приступил к несению обязанностей помощника викария.
Сейчас, глядя на Керри Макдевита, бочком входящего в ризницу, отец Кронин с тоской думал о вере, так долго служившей ему утешением и опорой. Вернется ли она к нему вновь или он утратил ее навсегда?
Между тем Керри открыл дверь, ведущую из ризницы в алтарь, сделал несколько шагов и обернулся в недоумении: отец Кронин явно колебался, идти ли ему следом.
Он смотрел на алтарь и распятие на стене и не мог избавиться от странного чувства, что видит их впервые. Он также не мог объяснить самому себе, почему всегда считал это помещение в глубине церкви священным. Ведь это просто
Недоумение на веснушчатом лице Керри Макдевита сменилось беспокойством, он бросил взгляд на ряды скамеек, которые Брендану Кронину не было видно, затем вновь посмотрел на священника.
«Как я буду совершать литургию, если я больше не верю?» — думал в этот момент Брендан.
Но иного выхода у него не оставалось.
Держа в левой руке потир, а правой придерживая дискос и покров, он собрался с духом и вступил наконец следом за Керри в алтарь, и на мгновение ему почудилось, что Христос глядит на него с распятия с укором.
На раннюю службу собралось, как обычно, не более ста прихожан. Лица их были необычайно бледны и светлы, словно бы Господь вместо обычных верующих прислал депутацию ангелов, дабы стали они свидетелями кощунства впавшего в сомнение священника, осмелившегося служить мессу, несмотря на свое грехопадение.
С каждой минутой отчаяние отца Кронина углублялось, и, когда Керри Макдевит переложил требник с престола на амвон, бремя уныния, казалось, вот-вот раздавит его. Он едва шевелил руками от духовного и эмоционального перенапряжения и с невероятным трудом удерживал свое внимание на Евангелии. Лица прихожан теряли четкие очертания, превращаясь в бесформенные пятна, голос отца Кронина сперва дрожал, затем охрип и перешел в шепот. Керри уже не скрывал своего изумления, а паства начинала волноваться, чувствуя, что творится нечто странное. Отца Кронина пробил пот, его трясло, сумрак внутри него сгустился до черноты, и ему казалось, что он стремительно летит в бездонную пропасть.
И вот, когда он уже взял в руки святые дары и поднял их, чтобы произнести заветные слова: «Сие есть Тело и Кровь Христовы!», в этот кульминационный момент евхаристии отец Кронин вдруг страшно разозлился — на самого себя за то, что не способен верить, на церковь за то, что она не вооружила его против сомнения, и просто потому, что вся его жизнь вдруг оказалась прожитой впустую, в угоду нелепым мифам. Гнев его забурлил, вспенился, закипел и превратился в пар неистовства, в обжигающие клубы ярости.
Нечеловеческий крик вырвался из его груди, и он запустил потиром в распятие. С громким звоном чаша ударилась о стену, разбрызгивая вино, отскочила от нее, стукнулась о статую Пресвятой Девы Марии и с грохотом откатилась под амвон, с которого отец Кронин только что читал Евангелие.
Совершенно ошалевший Керри Макдевит едва успел отшатнуться, послышался общий вздох изумления, но все это не остудило пыла отца Кронина: издав еще один истошный вопль, он размахнулся и швырнул хлеб на пол, потом судорожным движением левой руки сорвал с себя епитрахиль, с омерзением отбросил ее и убежал в ризницу. Только там ярость, граничащая с безумием, отпустила его, столь же внезапно, как и обуяла, и отец Кронин замер, не зная, что ему теперь делать.
Случилось все это 1 декабря.
7
В первое воскресенье декабря Доминик Корвейсис обедал с Паркером Фейном в «Лас-Брайзасе» на открытой веранде за столиком под зонтом от солнца — денек, как, впрочем, и весь этот год, выдался погожим. Щурясь на волны, с мягким рокотом накатывающиеся на берег, и вдыхая сладковатый дурман дикого жасмина, Доминик под резкие крики чаек во всех подробностях поведал Паркеру о своей затянувшейся схватке с лунатизмом.
ebooksa