Овцы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Послушай, это же смешно.

— Ты добавила в салат траву, да?

— Конечно, нет! Люди не едят траву!

— Не едят. Это овцы едят траву.

Неопровержимая логика. Она вышла из кухни, подальше от его вульгарных нравоучений. Сэм сидел очень тихо. Джеймс опустил нож на стол, встал, надел куртку и ушел в темную холодную ночь.

Ему надо было подумать. Похоже, у Адели какой-то припадок. С того вечера, когда они побывали в тайной комнате, она стала вести себя очень странно; а может, это началось еще раньше? Он постарался вспомнить, но ничего необычного в голову не приходило.

Господи, как будто ему больше заняться нечем! Он взялся за сложнейшую работу, может быть, это его последний шанс остаться на плаву в бизнесе. Себастьян много обещал, но прежде всего надо выполнить намеченное. Он забрал Сэма из школы, отказался от всех контрактов. В их лондонской квартире жила молодая чета, в ящике кухонного шкафа лежал договор об аренде на полгода. Им некуда было возвращаться. Господи! Умеет же она находить время.

Когда родилась Руфи, Адель впала в глубочайшую депрессию. Врач сказал, что ничего необычного в этом нет, женщины часто страдают от гормонального дисбаланса после рождения ребенка. Но момент был выбран самый удачный: самый разгар первого кризиса времен правления консерваторов. Джеймс боролся за выживание; они жили в незнакомом районе северного Лондона. Когда он возвращался домой, шторы были все еще задернуты, почта лежала в ящике, отопление — в середине июля — работало на полную мощность. Адель лежала раздетая на диване и курила. Руфи ползала в грязных подгузниках без присмотра. Адель говорила: «Что-то я устала, который час? Почему ты так рано?» «Потому что уже вечер, Адель. Тебе не кажется?»

Он никогда не злился. Стиснув зубы, он начинал приводить все в порядок. Она не была ни в чем виновата, и он никогда ни в чем ее не обвинял (хотя ничего не забыл и до сих пор не простил ее).

И за все эти годы несколько раз...

Хорошо. Один раз.

Ей взбрело в голову, что сосед снизу хочет ее убить. Она утверждала, что он не дает ей спать постоянной игрой на пианино. В конце концов Джеймс решил не спать ночь, чтобы послушать. Ну, слышишь? Что я должен слышать? Ой, он перестал. Она утверждала, что видела, как сосед сидел у окна с доской для столоверчения. Она говорила, что видела знак, нарисованный мелом на ступенях дома, круг со звездой внутри. Она вышла и стерла его. Однажды он проснулся ночью, когда Адель снимала ботинки и ложилась в кровать. Дель? Где ты была? Она что-то пробормотала в ответ, она явно спала.

Однажды ночью он проснулся от какой-то возни внизу, криков и стука. Он сбежал вниз и увидел, что она дерется с подозрительным мистером Рафаэлем. Она разбудила его и обвинила в том, что он пытается свести ее с ума. Он и так не очень хорошо понимал по-английски, тем более не мог понять, что она кричит. Джеймс схватил ее, и Адель позволила отнести себя обратно в постель.

К доктору она идти отказалась. Он списал все это на напряжение и «женские проблемы» (жеманное выражение его матери). Потом появился Сэм. Она так радовалась. Она была счастлива и ни о чем не тревожилась. Он строго напомнил себе, что иногда она была очень милой женщиной. Странности — просто часть ее характера, часть ее шаловливого жизнелюбия.

Но, конечно, все это кончилось, когда в сверкающих корнуэльских водах погибла Руфи. К Адель только-только пришел успех. Все это страшное, мертвое время она писала. Он думал, что живопись стала для нее единственным выходом.

Но теперь происходило что-то новое. Джеймс был совершенно уверен, что у Адель опять начался лунатизм. Она жаловалась на то, что овцы своим шумом мешают ей спать, топают и блеют. Однажды утром он заметил, что к ее ботинкам прилипла грязь; она не смогла объяснить причины ее появления.

Ну, бывает. Их могла собака испачкать.

Она начала запирать студию, он не видел ни одной из ее новых картин. Но те, что он видел до этого, тревожили его так, что ему даже думать об этом не хотелось. А теперь еще эта еда...

Он стоял на вершине утеса, капли дождя били по нему и вокруг него. Наконец ему удалось сформулировать вопрос, который мучил его с тех самых пор, как они побывали в потайной комнате:

Она опасна?