— Я прощаю тебе долг, — сказал Дро. Он обошел менестреля и двинулся дальше на восток.
Миаль остался стоять и смотреть ему вслед, безнадежно пытаясь придумать, что возразить и как побороть глупый детский страх. Черный силуэт снова становился все меньше и меньше, небо окрасилось алым. Менестрель взглянул на запад. Солнце садилось в живописную рощицу. Деревья пылали, но не сгорали, а светило дюйм за дюймом погружалось в переплетение их крон.
Дро был уже в паре сотен ярдов.
Кобыла, пощипывая траву, убрела в сторону. Миаль позвал ее — лошадка подняла голову и посмотрела на него большими умными глазами. В медных лучах заката она тоже казалась медной. Когда музыкант снова окликнул ее и подошел на шаг, она вскинула голову, взбрыкнула и поскакала прочь, туда, откуда они прибыли. Спустя полминуты ее уже не было видно за деревьями. Может быть, она поняла возглас Миаля как разрешение вернуться домой, но на его взгляд, это был просто упрямый норов. Сумка с едой так и осталась притороченной к седлу. Миаль повернулся и посмотрел вслед Дро — тот уже опять казался черной букашкой вдалеке. Менестрель побежал за ним на затекших и нетвердых после долгой верховой езды ногах. Голова гудела. Когда силуэт Дро вырос до размера ладони, музыкант перешел на торопливый шаг.
Дро время от времени оглядывался через плечо — оглядывался, но продолжал идти. Миаль снова перешел на бег. Инструмент хлопал его по спине, будто подгоняя. А потом то ли Дро сбавил шаг, то ли Миаль разогнался сильнее, чем сам от себя ожидал, но неожиданно они с охотником поравнялись и пошли рядом.
— Нечего на меня смотреть, — беспечно заявил менестрель. — Просто так уж вышло, что нам по дороге.
— Вижу.
— Проклятая кобыла сбежала. А проклятая еда осталась в проклятой сумке, привязанной к ее проклятому седлу. И без того все мерзко, а тут еще и это.
Дро шагал молча. Миаль смотрел то на него, то по сторонам.
— По-моему, очень славное местечко, чтобы остановиться на ночлег.
— Так останавливайся.
— А ты не думаешь, что нам надо держаться вместе? В таких местах вполне может оказаться прорва зверья, которое охотится после заката. Вдвоем у нас было бы больше шансов... ну, отбиться от него...
Дро все так же шагал. Миаль сосредоточился на том, чтобы просто не отставать. Неровный шаг хромого и ему задавал сбивчивый ритм.
Так, бок о бок, они шли по дикому лесу-парку, и вскоре на землю опустилась ночь — словно дверь за спиной захлопнулась.
В рощах, в кронах деревьев, в лощинах клубилась тьма. Гладкий темно-лиловый шелк неба прокололи тысячи звездных иголок.
Неожиданно местность вокруг изменилась. За шеренгой замерших в тиши тополей земля расступалась, образуя еще одну лощину, на этот раз очень мелкую, всего каких-то семь ярдов глубиной и около пяти футов в ширину. Ночь уже затопила ее до краев. А дальше, там, где кончалась лощина, виднелась округлая голая макушка холма, и над нею возвышался одинокий раскидистый дуб.
Еле слышно журчала вода — не на дне лощины, а чуть в стороне. Родник бил из скалы, и вода собиралась во впадине.
Дро подошел к роднику и склонился над ним — наверное, пил или наполнял фляжку, в сгущающейся тьме трудно было разглядеть. Когда он отошел и стал разводить костер меж тополей, Миаль тоже шагнул к роднику и напился. Потом подошел, чтобы посмотреть, чем занят Дро.
Костер был сложен с умом. Охотник использовал подвернувшуюся ямку в земле и несколько камней, чтобы не терять попусту тепло. В основании костра лежал сухой хворост, а тот, что был не настолько сухим, был сложен поблизости, чтобы лишайник и влага высохли прежде, чем топливо пойдет в огонь.
— А ты молодец! — с восхищением сказал Миаль.