— Вторая машина!
И я вижу, что на лугу вросла в землю машина — броневик. У них несколько лет назад прошла гражданская война, и такого добра везде сколько угодно. А из-за этой машины торчит «вторая машина» — точно такой же броневик, почти рядом. У меня вообще уже никакого соображения нет, что дальше будет. Прошли мы еще минут пять, спускаемся к речке, и проводник оборачивается, и мне говорит:
— Третья машина!
И вижу — третий броневик врос в землю, возле переправы. Вот мы и пришли! Вот оно это место, «три машины!». Вот тогда я и понял, что для первобытных людей нет ни километров, ни часов. Мы меряем расстояния, а он ничего не меряет. У него не расстояния — а знание разных мест, урочищ. Он не говорит, как пройти и как далеко. Он говорит вам — вот это в таком-то урочище. И если вы взрослый человек, вы должны знать сами, как это далеко и как пройти. Ну что, понятно теперь, почему я назвал Васеньку настоящим первобытным человеком?
— Да уж… Только я слыхала, что первобытные люди расстояния измеряют в часах пути. Или в днях пути…
— Это уже следующий этап. Это уже высокий уровень развития — когда понимают, что надо рассказывать, как пройти. Ну что, дружно ложимся спать?
Вроде бы дети смертельно устали за день, и отбой не мог не оказаться очень дружным. Но во-первых, сказалась вода. Весь лагерь страдал животами, и вопрос только, в какой степени. Из палаток доносилось бурчание в животах, икота, утробные звуки, бормотание неспокойно спящих, полубольных подростков.
То и дело кто-то выползал из палатки, и обхватив себя от холода руками, шел искать подходящее место.
Луг с высокой травой покрылся росой, не успело закатиться солнце, и сидеть в нем было, мягко выражаясь, неуютно. А за каждым вышедшим покакать внимательно наблюдал дежурный — какого бы пола он не был. И холодно, и неуютно.
Дружным отбой трудно было назвать и потому, что Махалов с Пашкой по очереди сидели у костра. Сначала вместе, потом Махалов ушел спать… А потом вышел и погнал спать Павла.
Хрипотков попытался пристроиться:
— Давайте я покараулю.
— Нет уж, спасибо. Об ответственности за жизнь и здоровье детей расписки я писал, не вы.
Пашка даже опустил голову от неловкости за дяденьку, которого выпроваживают так невежливо. Хрипатков потоптался, громко сопя, ушел спать и спал вместе с детьми. Поганая вода, кстати, нимало не повредила ни ему, ни легендарному Васеньке.
Ирина сидела удачливее: побыла с обоими, пока сидели вместе Махалов и Павел. Потом Махалов отправил ее спать, но Ирина вскоре все равно покинула палатку из-за специфической воды. И сидела с Павлом до конца, пока Махалов не прогнал обоих спать.
Трудно сказать, мерещилось ли детям или нет, но вроде бы, что-то большое постоянно появлялось в кустах, вокруг лагеря. То вдруг тень становилась более темной, чем раньше, то появлялся новый валежник, как раз там, где только что кто-то присел. И все это бесшумно, почти незаметно, вкрадчиво.
Махалов подкинул в костер еще несколько сучьев.
— А ну спать! И так ночь получается короткая…
Павел лег, совсем не раздеваясь, и сверху положил ружье. Уже лежа, раза два попробовал, как получится снять с предохранителя.
Ира легла, положив голову ему на левое плечо.
ebooksa