Андрей Иванович и сегодня шел к Парфенычу — так уж повелось, что отпуск брали у него перед дорогой. Вообще-то отпускать должен был тот, кто еще сам ходит в лес… Но три года, как Парфеныч обезножил, а другого подходящего старика не оказалось в деревне. И уже лет пятнадцать, как забылось его настоящее имя. Все «Парфеныч» и «Парфеныч», так и привыкли. Отец Андрей сто раз собирался спросить, чтобы в случае чего, правильно отпеть новопреставленного. И забывал, по легкомыслию, не слишком простительному для пастыря.
И еще об одном никак не мог спросить Андрей Иваныч… Парфеныч еще помнил те, самые Первые Ключи. Должен был и знать, что приключилось в тех Первых Ключах с оперуполномоченным. Андрей Иванович раза два уже хотел задать вопрос и два раза словно запнулся об эти карие глазищи без зрачков. Парфеныч сам поворачивался к нему и упирался глазами в глаза, ждал. То ли чувствовал, то ли кто-то подсказывал ему… То ли просто был он очень опытен и хорошо чувствовал людей. Во всяком случае, задать вопрос Андрей Иванович так и не смог, а жаль — если Парфеныч помрет, то уже и некого спросить.
— Здравствуй, батюшка.
— Здравствуйте, Олимпиада Силовна.
Жена Парфеныча моложе, не помнила Первых Ключей. Но кажется старше, чем муж.
Андрей Иванович неторопливо минул заросший травой дворик. Старики могли бы прополоть, не хотели — любили, чтоб больше травы. Взошел на серое крыльцо, отворил дверь, неторопливо поклонился образам.
— Здравствуй, батюшка. Уходишь?
— Здравствуй, Парфеныч. Ухожу на три дня.
Священник присел на лавку, напротив грузного, массивного Парфеныча. Мерцала лампадка, освещая правый бок старика: иссеченную морщинами щеку, массивное ухо среди разноцветных волос: Парфеныч до конца не поседел, волос был и черный, и седой. Другую сторону Парфеныча освещал тусклый вечерний свет из узенького низкого окошка.
— На три дня… Не охотиться. Не грибничать… Все верно?
— В Пещеру иду, к Шару.
И на мгновение прикрылись веки. Закрыв глаза, Парфеныч посидел с полминутки, подумал.
— Что, так и не знает народ, выходить ему в мир или нет?
— Не знает, Парфеныч, и я тоже не знаю.
— А Шар, значит, думаешь, знает… Ну ладно. Значит, обет тебе нужно такой: не знать крови, не знать гриба, не знать мяса… Тут большой обет нужен, для такого дела. А волоса не стричь — тут ты всегда и так…
— Не знать крови — хорошо. Только я же далеко пойду. Вдруг зверь?
— В августе зверь?
— А если?
— А «если» — на кедр полезай. Подумай сам — перед Шаром, когда спросить надо — и меньший взять обет… Можно ли?
— Прав ты, Парфеныч, нельзя. А «не знать бабы» — давать ли?
ebooksa