Но страхи страхами, а какой удивительный вид открывался! Провал, в котором торчали деревья невероятных размеров, а за провалом — синие, все более синие, все более высокие хребты, уходящие за горизонт. И солнце, стоящее непривычно высоко, яркий-яркий свет. Все-таки юг!
Раза два переезжали ручейки, прыгавшие через дорогу, обрушивавшиеся в провал. Подъем внезапно кончился, поехали по гладкому месту, даже с неплохой дорогой. И сразу же — речка, летящая по камням, бревенчатый мост, галечные отмели… И Стекляшкин сразу не сообразил, что это, лежащее на островке посреди речки, вовсе не скальный выход, не холм, а тоже ствол дерева.
Грузовик вошел в воду передними шинами и встал. Озабоченный Саша стал охлаждать перегретый мотор, пассажиры пошли прогуляться. Обрубок колоссального дерева вызывал у Стекляшкина острое ощущение нереальности. Так не бывает! Легко перепрыгнув на остров, Стекляшкин, далеко не карлик, обнаружил свою голову чуть выше ушедшего в почву бревна. Владимир Павлович пытался посчитать годовые кольца, получалось не меньше трехсот. Ревмира с Хипоней исчезли куда-то, Саша озабоченно менял какие-то резиновые штуки в моторе, от мотора валили клубы пара.
— Саша! Что, таких деревьев много?!
— Теперь — мало. Раньше было много, особенно там… И вот там.
Саша безошибочно махнул руками, показывая, где было много таких огромных деревьев.
— Все вырубили? И не жалко было?
— Что вы! Наоборот, все бригады соревновались, кто найдет и свалит бревно побольше.
— За большие платили лучше?
— Нет, просто каждый хотел, чтобы его бригада была лучше…
— И все вырубили?!
— Не все, конечно, но теперь таких близко от трассы не найдешь, надо в тайгу забираться.
— А знаете, я как-то и не привык к таким большим деревьям. У нас под Карском вроде бы и почва лучше… А деревья ниже, и намного.
— Да, у нас тут так! — заулыбался довольный Саша.
— Может, что-то вам надо помочь? Я шофер, немного понимаю… — спохватился Стекляшкин.
— Прокладки я уже сменил, теперь пускай остывает, — махнул могучей рукой Саша.
Наверное, Стекляшкин и правда был натурой низменной, убогой, не способной подняться до разреженных высот презрения к собственному народу. Между ним и Сашей устанавливалась непрочная еще, но несомненная эмоциональная связь, натягивалась ниточка взаимной симпатии.
— Ну, куда народ запропастился?!
А народ, оказывается, пошел собирать малину, увлекся…
— Вы бы осторожнее, тут медведи ходят. Они ведь тоже малину любят.